Вопрос 19 . Реализм – художественный метод в литературе XIX в.

Реалистические произведения Н.В. Гоголя. Анализ одного из них (по выбору студента).

Реализм – художественный метод в литературе XIX в.

Реализм (от позднелат.realis - вещественный) - художественный метод в искусстве и литературе. История реализма в мировой литературе необычайно богата. Само представление о нем менялось на разных этапах художественного развития, отражая настойчивое стремление художников к правдивому изображению действительности.

Однако понятие правды, истины - одно из наиболее трудных в эстетике. Так, например, теоретик французского классицизма Н. Буало призывал руководствоваться истиной, «подражать природе». Но и ярый противник классицизма романтик В. Гюго убеждал «советоваться только с природой, истиной и своим вдохновением, которое также есть истина и природа». Таким образом, оба защищали «истину» и «природу», но каждый понимал ее по-своему.

В центре внимания реализма находятся не просто факты, события, люди и вещи, а те закономерности, которые действуют в жизни.

Основное свойство реализма – посредством типизации отражать жизнь в образах, соответствующих сути явлений самой жизни.

Основные черты:

Стремление к широкому охвату действительности в её противоречиях, глубинных закономерностях и развитии;

Тяготение к изображению человека в его взаимодействии со средой; внутренний мир персонажей, их поведение несут на себе приметы времени; большое внимание уделяется социально-бытовому фону времени;

Универсальность в изображении человека;

Социальная и психологическая обусловленность;

Историческая точка зрения на жизнь.

Отбор явлений жизни, их оценка, умение представить их как важные, характерные, типические - все это связано с углом зрения художника на жизнь, а это, в свою очередь, зависит от его мировоззрения, от умения уловить передовые движения эпохи. Стремление к объективности нередко заставляет художника изображать реальную расстановку сил в обществе даже вопреки собственным политическим убеждениям.

Конкретные особенности реализма зависят от тех исторических условий, в которых развивается искусство. Национально-исторические обстоятельства определяют и неравномерность развития реализма в разных странах.

Реализм не есть нечто раз навсегда данное и неизменное. В истории мировой литературы можно наметить несколько основных типов его развития.

В науке нет единого мнения о начальном периоде реализма: реализм наскальных рисунков первобытных людей, реализм античной скульптуры, реализм раннего средневековья, реализм эпохи Ренессанса (Возрождения), реализм просветительский (просветители все явления общественной жизни и поступки людей оценивали как разумные или неразумные, а неразумное они видели прежде всего во всех старых феодальных порядках и обычаях. Из этого они исходили и в изображении человеческого характера; их положительные герои - это прежде всего воплощение разума, отрицательные - отступление от нормы, порождение неразумия, варварства прежних времен.

Реализм Просвещения часто допускал условность. Так, обстоятельства в романе и драме не обязательно были типичными. Они могли быть условными. Черты известной условности отличают комедию Д. И. Фонвизина «Недоросль» – элемент реализма состоит в том, что Фонвизин дает более глубокую характеристику госпожи Простаковой, он наделяет ее отрицательными и положительными качествами: она любящая и заботливая мать).

Новый тип реализма складывается в XIX в. Это критический реализм. Он существенно отличается и от ренессансного, и от просветительского. Расцвет его на Западе связан с именами Стендаля(Анри Мари Бейль) и О. Бальзака во Франции, Ч. Диккенса, У. Теккерея в Англии, в России - А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя, И. С. Тургенева, Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого, А. П. Чехова.

Человеческий характер раскрывается в органической связи с социальными обстоятельствами. Предметом глубокого социального анализа стал внутренний мир человека, критический реализм поэтому одновременно становится психологическим.

Углубление познания жизни и усложнение картины мира в критическом реализме XIX в. не означают, однако, некоего абсолютного превосходства над предыдущими этапами, ибо развитие искусства отмечено не только завоеваниями, но и утратами.

Утрачена была масштабность образов эпохи Возрождения. Неповторимым оставался пафос утверждения, свойственный просветителям, их оптимистическая вера в победу добра над злом.

В России XIX век является периодом исключительного по силе и размаху развития реализма. Во второй половине века художественные завоевания реализма, выводя русскую литературу на международную арену, завоевывают ей мировое признание.

Богатство и многообразие русского реализма XIX в. позволяют говорить о разных его формах. Формирование его связано с именем А. С. Пушкина, который вывел русскую литературу на широкий путь изображения «судьбы народной, судьбы человеческой». В творчестве Пушкина закладываются основы критического реализма, развитого в творчестве Н. В. Гоголя.

Реалистические произведения Н.В.Гоголя

Начав с жизнерадостного, веселого изображения народной жизни (украинской, хорошо ему известной), Гоголь Н.В., накопив большой запас впечатлений, знаний жизни, переходит к своеобразному отражению действительности в последующих реалистических произведениях: «Петербургских повестях», «Ревизоре», «Мертвых душах».

За Гоголем закрепилась формула, что у него «смех сквозь слезы». Он сам говорит о об этом в «Мертвых душах», и Белинский эту формулу развивал далее.

Гоголевские слезы связаны с иллюзиями, например, помещики – Плюшкины и Собакевичи, эти карикатуры на людей, поистине «мертвые души», ставшие пародиями на человека, будто могут «исправиться», стать людьми и братьями всем людям и своим собственным крестьянам. Это не жалостливое умиление, которое встречается в «Старосветских помещиках», а идеализация того, что никак не могло быть идеализировано. Дисгармоничность воззрений сильно влияла на стиль Гоголя. Гиперболизм, фантастика, гротеск присущи и реализму Н.В. Гоголя (как и романтизму).

Еще одной особенностью реализма Гоголя является наличие гротескных характеров у героев его произведений – Гоголь показывает гротескно преувеличенные отрицательные стороны своих героев. Это позволяет ему изобразить характеры своих персонажей более ярко, приблизиться к наиболее интересным для него сторонам реальности.

Гоголь часто балансирует между реальным и фантастическим. Грань между настоящим и вымышленным довольно размыта, что придает гоголевской манере письма неповторимое очарование. Подобная особенность его повествования в совокупности с отсутствием в нем героя с динамичным, развивающимся характером делает вопрос о реализме Гоголя причиной множества дискуссий.

Гоголь критикует нравы людей, несовершенство их характеров, но не сами основы существующего тогда порядка и не крепостное право. Можно сказать, что Гоголь утверждал пафос критицизма, что осознанно входило в его творческую программу, так как это было свойственно приверженцам “натуральной школы”. Гоголь видел свою цель в исправлении пороков общества, что характеризует его как реалиста. Он был писателем, изображающим действительность “сквозь видный миру смех и сквозь невидимые миру слезы”.

Анализ произведения Н.В. Гоголя «Мертвые души»

Николай Васильевич Гоголь – исключительно самобытный писатель – в своих произведениях (не только романтических, но и реалистических) активно использовал фантастические элементы. В литературе фантастика развивалась на базе романтизма, основным принципом которого было изображение исключительного героя, действующего в исключительных обстоятельствах.

С выходом в свет сатирических произведений Гоголя в русской реалистической литературе укрепляется критическое направление. Реализм Гоголя насыщен обличительной силой – это отличает его от предшественников и современников. Художественный метод Гоголя получил название критического реализма. Новым у Гоголя является заострение главных черт характера героя, излюбленным приемом писателя становится гипербола – преувеличение, усиливающее впечатление. Вероятно, в фантастике писателя привлекала свобода от каких-либо ограничивающих правил, свобода в реализации творческих возможностей и способностей.

Создавая образ Родины, Н. В. Гоголь обращался не только к мотивам народных преданий и легенд, но и к фактам действительной жизни. Сочетание романтического и реалистического – важнейшая особенность произведений Гоголя. В отличие от многих романтиков, у которых фантастическое и реальное резко разделены и существуют сами по себе, у Гоголя фантастика, основанная на народной стихии, тесно переплетается с реальностью и служит средством комического или сатирического изображения героев. Описание быта, комические эпизоды удачно сочетаются с условным лирическим пейзажем, выражающем настроение, эмоциональную насыщенность повествования.

Поэма «Мертвые души», написанная в 1842 году (время господства в России крепостного права), стала грандиозным описанием быта и нравов России первой трети XIX века. Гоголь сумел показать во всем объеме как отрицательные, так и положительные стороны жизни России той эпохи. Замысел был следующим: подобно Данте (поэту эпохи Возрождения, написавшему «Божественную комедию») изобразить путь Чичикова сначала в «аду» – I том «Мертвых душ», затем в «чистилище» – II том, и в «раю» – III том. Фантастичность сюжета не помешала Данте раскрыть тему своей родины – Италии, ее судьбы. Гоголь задумал показать те же круги ада, но ада России: наряду с сатири ческим отрицанием он вводит воспевающий элемент – образ России. Замысел писателя не был осуществлен до конца, до читателя в полном объеме дошел только первый том, в котором Гоголь показывает отрицательные стороны русской жизни.

Значительное место в поэме «Мертвые души» занимают лирические отступления и вставные эпизоды, в которых Гоголь касается самых острых общественных вопросов России. Мысли автора о высоком назначении человека, о судьбе родины и народа здесь противопоставлены мрачным картинам русской жизни. С помощью внесюжетных эпизодов Гоголь воссоздает всю действительность николаевской Руси.

Гоголь был реалистом, прибегал к художественному заострению образов, к фантастике, гиперболах, гротеску. Все это у него – средства усиления выразительности, средства типизации. Гоголь был величайшим мастером создания типов. Он был реалистом, хорошо знавшим русскую жизнь и располагавшим богатыми средствами экспрессивного художественного ее изображения.

Анализ комедии Н.В. Гоголя “Ревизор”

В октябре 1835 года Н.В.Гоголь писал А.С.Пушкину: «Сделайте милость, дайте какой-нибудь сюжет, хоть какой-нибудь смешной или не смешной, но русский чисто анекдот. Рука дрожит писать тем временем комедию… Сделайте милость, дайте сюжет, духом будет комедия из пяти актов, и, клянусь, будет смешнее черта».

И Пушкин дал сюжет.

В начале декабря 1835 года Гоголь окончил «Ревизора». Но это была самая первоначальная редакция комедии. Кропотливая работа над «Ревизором» заняла около восьми лет (последняя, шестая, редакция была опубликована в 1842 году). Гоголь писал: «…комедия должна вязаться сама собою, всей своей массою, в один большой, общий узел. Завязка должна обнимать все лица, а не одно или два, - коснуться того, что волнует, более или менее, всех действующих. Тут всякий герой; течение и ход пьесы производят потрясение всей машины…»

Именно такова завязка «Ревизора». Причем вовлеченность в действие сразу многих лиц, объединенных общностью реакции на известие о прибытии ревизора, воспроизводится с необычным динамизмом.

Для уездных чиновников петербургский ревизор - это прежде всего высокий чин. Документы свидетельствуют: ревизии осуществляли, как правило, сенаторы или флигель-адъютанты. Отсюда двойная власть ревизора: его собственного высокого чина и еще более высокого у тех, кто посылает ревизовать. Если прибавить к этому местное, уездное чинопочитание, можно представить, в какой атмосфере формировалась психология провинциального обывателя. «Электричество чина» в таких условиях и рождало «силу всеобщего страха» в уездном городе.

Городничий боится Хлестакова, но и Иван Александрович в таком же страхе перед уездным градоначальником. Суетливость городничего перед Хлестаковым, его затянувшееся заблуждение насчет истинной сановной ценности «елистратишки», а с другой стороны, поразительные метаморфозы Ивана Александровича - от униженной просительное™ тона до наглого, беззастенчивого фанфаронства - все истинная человеческая и художественная правда. Гоголь гениально угадал те, пользуясь выражением Щедрина, «готовности», которые есть или могут быть в человеческой натуре. Готовность к слепой вере, готовность к мимикрии, ко всему, чего требует среда.

А уездная среда требует, чтобы столичная «штука» возвышалась над нею, и Хлестаков радостно идет навстречу подобному желанию. И чисто хлестаковская бесшабашность, безудержное вранье - все сходит с рук герою, ибо среда уже покорена мимикрией Ивана Александровича, быстро сумевшего ей «соответствовать» в деталях бытового поведения, а с другой стороны - исступленно жаждет фантастического сочинительства (в нем - вера и мечта маленького уездного человека).

Гоголь именно так характеризовал Хлестакова. «Он разговорился, никак не зная с начала разговора, куда поведет его речь. Темы для разговоров ему дают выведывающие. Они сами как бы кладут ему все в рот и создают разговор». Хлестаков плывет по течению, образованному уездным страхом и восторгом перед столичной персоной.

«Ревизор» был той комедией, где выведены на сиену «русские характеры». Плуты были высмеяны, но, кроме этого, были вскрыты общественные пороки, порожденные самодержавно-крепостническим строем. Взяточничество, казнокрадство, лихоимство, распространенные среди правительственных чиновников, были с такой яркостью и убедительностью показаны Гоголем, что его «Ревизор» приобрел силу документа, обличающего существующий строй не только времен Гоголя, но и всей дореволюционной эпохи.

К художественным достоинствам комедии должен быть также отнесен «небывалый, неслыханный по естественности язык, отроду еще никому не известный юмор».

Язык действующих лиц во многих отношениях примечателен.

Каждый говорит языком своего времени и своей среды, и вместе с тем он отличен у каждого. Язык купцов или слесарши Пошлепкиной, речь судьи, «прочитавшего пять или шесть книг», охотника «на догадки», который «каждому слову своему дает вес», скороговорка двух городских сплетников Бобчинского и Добчинского, отрывистая речь Хлестакова, слова которого «вылетают из уст его совершенно неожиданно», дают представление об индивидуальности каждого. При этом Гоголь подробно объясняет, как говорит каждое действующее лицо. Например, голос Осипа «всегда почти ровен, в разговоре с барином принимает суровое, отрывистое и несколько даже грубое выражение». Или судья: «говорит басом, с продолговатой растяжкой, хрипом и сапом, как старинные часы, которые прежде шипят, а потом уже бьют».

Авторскими ремарками Гоголь показывает, как меняются интонации человека в зависимости от его внутреннего состояния. Хлестаков, испугавшись приезда городничего, «сначала немного заикается, но к концу речи говорит громко». Или, посылая Осипа за обедом, сначала «говорит громким и решительным голосом» и, наконец, «голосом вовсе не решительным и не громким, очень близким к просьбе».

Блестяще охарактеризован уездный лекарь, которому «затруднительно» с больными изъясняться: он по-русски ни слова не знает и лишь «издает звук, отчасти похожий на И и несколько на Е». Если же добавить к этому, что драматург дал ему фамилию Гибнер, которая на немецком языке не может не вызвать ассоциации с глаголом, означающим «губить», «отравлять», станет ясным, как драматург с необычайной краткостью обрисовал медицинскую помощь своего времени, существовавшую в уездных городах.

Городничий «говорит ни громко, ни тихо, ни мало. Его каждое слово значительно», а каждая фраза Хлестакова характеризует свойственную ему «легкость мыслей».

Говоря о художественных особенностях «Ревизора», нужно обратить внимание на ремарки, ни одним драматургом ни до Гоголя, ни после него не применявшиеся в таком многообразии и не имевшие того значения, какое придавал им Гоголь.

Ремарки указывают на смену интонаций. Гоголь пользуется техническими ремарками, указывающими на действия героев. Дает автор и распространенные ремарки.

Финал последнего действия, заканчивающегося приходом жандарма, сопровождается подробной ремаркой, сообщающей, что все поражены, как громом: «Звук изумления единодушно излетает из дамских уст», и «вся группа, вдруг переменивши положение, остается в окаменении».

Мало того, далее следует знаменитая ремарка «немой сцены», являющаяся единственной в мировой драматургии. Дана подробная и точная мизансценировка, указывающая, где и как стоит каждое действующее лицо. Кто превратился «в вопросительный знак», кто наклонил голову «несколько набок», как будто к чему-то прислушиваясь, а «судья с растопыренными руками, присевший почти до земли и сделавший движение губами», словно «хотел посвистать или произнесть: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!» А городничий «посередине в виде столба с распростертыми руками и закинутою назад головою». Отмечены даже разинутые рты и выпученные глаза Добчинского и Бобчинского и выражение лиц «трех дам» и «прочих гостей»…

Эта ремарка, заканчивающаяся указанием, что «полторы минуты окаменевшая группа сохраняет такое положение», является, конечно, подлинно режиссерским описанием финальной сцены.

Гоголь, отвечая на упреки, что в пьесе нет ни одного положительного лица, писал: «Мне жаль, что никто не заметил честного лица, бывшего в моей пьесе… Это честное, благородное лицо был - смех». Поясняя «происхождение» «Ревизора», Гоголь говорит: «Я решил собрать все дурное, какое я только знал, и за одним разом над всеми посмеяться». Но смех его был своеобразным: он умел «озирать жизнь сквозь видимый миру смех и незримые, неведомые ему слезы».

Смеясь над отрицательными явлениями жизни, Гоголь заставляет задуматься над ними, понять всю их зловредность и постараться от них избавиться. Во всяком случае, его «Ревизор» не мог не сыграть очень большой роли в развитии общечеловеческого самосознания.

Белинский утверждал, что в «Ревизоре» «нет сцен лучших, потому что нет худших, но все превосходны, как необходимые части, художественно образующие собою единое целое, округленное внутренним содержанием, а не внешнею формою, и потому представляющее собой особый и замкнутый в самом себе мир».

В этой статье попробуем дать ответ на вопрос: «как в повести «Нос» проявляются черты фантастического реализма Гоголя».

Известный литературный классик Гоголь Николай Васильевич в каждом своём произведении удивляет и поражает затейливым сюжетом и гармоничным переплетением совершенно противоположных идей фантастики и реальности, юмора и трагедии. Этой теме посвящены многие исследования, посвящаются научные работы, статьи и даже целые книги.

Учитывая то, что реализм определяется как возможность отображения жизни с максимальной точностью в деталях, то фантастический реализм Гоголя можно определить, как интеллектуальное отражение реальности сквозь призму фантастических, необъяснимых событий и деталей.

Стоит отметить, что фантастическое в его произведениях выражается не просто во включении в сюжетную линию мифических существ и необъяснимых событий, оно колоритно описывает мировосприятие автора и позволяет проникнуть в его специфику видения мира, порой абсолютно отличающуюся от привычной.

Одним из таких ярких произведений является рассказ «Нос», который вошёл в цикл «Петербургских повестей». И, хотя, в нём полностью отсутствует выдуманный фантастический персонаж, в классическом его понимании, сама фантастика остаётся.

Сюжетная линия никак не подготавливает читателя к последующим развязкам. Она будто опрокидывает на голову читателя ушат с холодной водой, ставя сразу перед фактом случившегося фантастического события. До конца повести тайной остаются причины и предпосылки происшествия.

В повести, Нос показывает такую манеру поведения, какая подходит для высокопоставленного должностного лица: посещает молитву в соборе, совершает прогулки по улицам Петербурга, имеет планы на выезд заграницу. Создаётся удивительная ситуация, когда, казалось бы, происходят немыслимые вещи, но люди вокруг будто ослеплены и не замечают этого.

Таким образом у Носа наблюдается две сущности. Одна, непосредственно, физиологическая – как часть тела чиновника Ковалёва, а другая – социальная, которая наполнена событиями, как жизнь обычного человека, но при этом, являющегося по своему званию выше, чем его хозяин. Нос умело манипулирует своими сущностями, и Гоголь это красочно показывает в сюжетной линии.

Само повествование автор наполняет таким социальным феноменом, как слухи. Повсюду в тексте можно встретить, как люди делятся услышанным, что Нос посещал Невский проспект или заходил в магазин. Здесь слух проявляется на фоне необъяснимого события, которое воспринимается, как реальное. Через такой приём автор показывает, что путём слухов любое происшествие наполняется значимостью и достоверностью. Следовательно, человек высмеивается как источник немыслимых, неправильных, невозможных действий.

Невероятная пропажа носа с лица чиновника Ковалёва, удивительная самостоятельность отдельной части тела в сюжете символически отображает состояние общественного порядка в то время. У читателя закрадываются раздумья по поводу того, что статусность человека гораздо более значима, чем сам человек. Люди становятся зависимыми от стереотипов, шаблонов поведения и норм, принятых в обществе. В такой обстановке любой абсурдный предмет может получить среди людей больше привилегий, если наделён особым статусом и этот статус становится важнее, чем человек. В этом и раскрывается основная задумка произведения.

Таким образом, сквозь призму фантастических происшествий, Николай Васильевич Гоголь шутливо указывает читателю на вполне реальные проблемы общества. В этом и заключается фантастический реализм повести.

В произведении чётко отслеживается проблема «слепоты» людей сквозь призму общественного статуса, склонность к распространению слухов, что тем самым укрепляет привычные убеждения. Автор высмеивает их абсурдность и, в то же время, склонность людей к вере в эти невообразимые события.

История русской литературы XIX века. Часть 1. 1800-1830-е годы Лебедев Юрий Владимирович

Своеобразие реализма Гоголя.

Своеобразие реализма Гоголя.

Творчество Гоголя обозначило новую фазу в развитии русского реализма. Сначала Белинский, а потом Чернышевский стали утверждать, что этот писатель явился родоначальником «гоголевского периода» в нашей литературе, который начался со второй половины 1840-х годов. Правда, содержание этого нового периода сводилось у них к развитию так называемого обличительного направления в литературе. В Гоголе они видели первого писателя-сатирика, сокрушившего в «Мертвых душах» социальные основы существовавшего в России общественного строя. Это был крайне односторонний взгляд на существо реализма Гоголя. Ведь не случайно же Достоевскому, глубоко религиозному писателю, чуждому идеологии революционной демократии, приписывается фраза: «Все мы вышли из гоголевской,Шинели“». Дарование Достоевского, считавшего себя наследником Гоголя и Пушкина, бесконечно шире и богаче социального обличительства. «Гоголевское направление», утверждаемое Белинским и Чернышевским, просуществовало недолго и ограничилось, в сущности, рамками реализма писателей второй половины 1840-х годов, группировавшихся вокруг Белинского и получивших, с легкой руки Ф. В. Булгарина, название «натуральной школы». Подлинно гоголевская традиция, оказавшаяся продуктивной, развивалась в ином направлении, ведущем не к Чернышевскому с его романом «Что делать?», а к Достоевскому с его «Преступлением и наказанием».

Если подыскивать реализму Гоголя аналогии, то придется вспомнить о писателях позднего Возрождения – о Шекспире и Сервантесе, остро почувствовавших кризис того гуманизма, который с оптимизмом утверждали писатели раннего и высокого Возрождения в Италии. Этот гуманизм, традиции которого не умерли и в наше время, сводился к идеализации человека, его доброй природы. Новая русская литература, начиная с Пушкина, никогда не разделяла такой облегченной веры в человека, сознавая истину православно-христианского догмата о помраченности его природы первородным грехом. Этот взгляд очевиден у Пушкина, начиная с «Бориса Годунова». Русское Возрождение не порывало столь резко с религиозной традицией, как это случилось на Западе, и отстаивало гуманизм христианский, сознавая, что сама вера в человека изначально выросла из христианского сознания его связи с Богом. Конечно, реализм Гоголя существенно отличается от реализма Пушкина. Но природу этого реализма нельзя свести к социальному обличительству, ее можно понять лишь в соотношении творчества и эстетических позиций Гоголя с творчеством и эстетическими позициями Пушкина.

«Ничего не говорю о великости этой утраты. Моя утрата всех больше, – писал Гоголь друзьям, получив известие о гибели Пушкина. – Когда я творил, я видел перед собою только Пушкина. Ничто мне были все толки… мне дорого было его вечное и непреложное слово. Ничего я не предпринимал, ничего не писал я без его совета. Все, что есть у меня хорошего, всем этим я обязан ему».

Гоголь встретился и сошелся с Пушкиным в 1831 году, а расстался с ним, уезжая за границу, в 1836-м. С уходом Пушкина исчезла опора. Небесный свод поэзии, высокой и недосягаемой в своей Божественной гармонии, который Пушкин, как атлант, держал на своих плечах, теперь обрушился на Гоголя. Он испытал впервые чувство страшного творческого одиночества, о котором поведал нам в седьмой главе «Мертвых душ».

Ясно, что в поэте, который никогда не изменял возвышенному строю своей лиры, Гоголь видит Пушкина, а в писателе, погрузившемся в изображение «страшной, потрясающей тины мелочей, опутавших нашу жизнь», писателе одиноком и непризнанном, Гоголь видит себя самого. За горечью утраты Пушкина, великого гения гармонии, чувствуется уже и скрытая полемика с ним, свидетельствующая о творческом самоопределении Гоголя по отношению к пушкинскому художественному наследию. Эта полемика ощущается и в специальных статьях. Определяя Пушкина как русского человека в его развитии, Гоголь замечает, что красота его поэзии – это «очищенная красота», не снисходящая до ничтожных мелочей, которые опутывают повседневную жизнь человека.

В «Выбранных местах из переписки с друзьями», давая Пушкину высокую оценку, Гоголь замечает в то же время некоторую односторонность его эстетической позиции: «Изо всего, как ничтожного, так и великого, он исторгает только одну его высшую сторону, не делая из нее никакого примененья к жизни… Пушкин дан был миру на то, чтобы доказать собою, что такое сам поэт, и ничего больше… Все сочинения его – полный арсенал орудий поэта. Ступай туда, выбирай себе всяк по руке любое и выходи с ним на битву; но сам поэт на битву с ним не вышел». Не вышел потому, что, «становясь мужем, забирая отовсюду силы на то, чтобы управляться с большими делами, не подумал о том, как управиться с ничтожными и малыми».

Мы видим, что сквозь похвалу Пушкину слышится гоголевский упрек ему. Может быть, этот упрек не совсем справедливый, но зато ясно выражающий мироощущение Гоголя. Он рвется на битву со всем накопившимся «сором и дрязгом» «растрепанной действительности», который был оставлен Пушкиным без внимания. Литература призвана активно участвовать в жизнестроительстве более совершенного человека и более гармоничного миропорядка. Задача писателя, по Гоголю, заключается в том, чтобы открыть человеку глаза на его собственное несовершенство.

Расхождение Гоголя с Пушкиным было не случайным и определялось не личными особенностями его дарования. Ко второй половине 1830-х годов в русской литературе началась смена поколений, наступала новая фаза в самом развитии художественного творчества. Пафос Пушкина заключался в утверждении гармонических идеалов. Пафос Гоголя – в критике, в обличении жизни, которая вступает в противоречие с собственными потенциальными возможностями, обнаруженными гением Пушкина – «русским человеком в его развитии». Пушкин для Гоголя остается идеалом, опираясь на который он подвергает анализу современную жизнь, обнажая свойственные ей болезни и призывая ее к исцелению. Образ Пушкина является для Гоголя, как потом и для Достоевского, «солнцем поэзии» и одновременно залогом того, что русская жизнь может совершенствоваться в пушкинском направлении. Пушкин – это гоголевский свет, гоголевская надежда.

«Высокое достоинство русской природы, – считает Гоголь, – состоит в том, что она способна глубже, чем другие, принять в себя слово Евангельское, возводящее к совершенству человека. Семена небесного Сеятеля с равной щедростью были разбросаны повсюду. Но одни попали на проезжую дорогу при пути и были расхищены налетевшими птицами; другие попали на камень, взошли, но усохли; третьи, в тернии, взошли, но скоро были заглушены дурными травами; четвертые только, попавшие на добрую почву, принесли плод. Эта добрая почва – русская восприимчивая природа. Хорошо взлелеянные в сердце семена Христовы дали все лучшее, что ни есть в русском характере».

Пушкин, по Гоголю, гений русской восприимчивости. «Он заботился только о том, чтобы сказать одним одаренным поэтическим чутьем: „Смотрите, как прекрасно творение Бога!“ – и, не прибавляя ничего больше, перелетать к другому предмету затем, чтобы сказать также: „Смотрите, как прекрасно Божие творение! “ … И как верен его отклик, как чутко его ухо! Слышишь запах, цвет земли, времени, народа. В Испании он испанец, с греком – грек, на Кавказе – вольный горец в полном смысле этого слова; с отжившим человеком он дышит стариной времени минувшего; заглянет к мужику в избу – он русский весь с головы до ног».

Эти черты русской природы связаны, по Гоголю, с православнохристианской душой народа, наделенного даром бескорыстного приветного отклика на красоту, правду и добро. В этом заключается секрет «силы возбудительного влияния» Пушкина на любой талант. Гоголь почувствовал эту возбудительную силу в самом начале творческого пути. Пушкин дал ему «некий свет» и призвал его: «Иди ж, держись сего ты света. / Пусть будет он тебе единственная мета». Гоголь пошел в литературе собственным путем, но направление движения определял по пушкинскому компасу. Наряду с этим удивительно то напряженное чувство ответственности перед страной и народом, которое испытывал Гоголь на протяжении всего жизненного пути: «Русь! чего же ты хочешь от меня? Какая непостижимая связь таится между нами? Что глядишь ты так и зачем все, что ни есть в тебе, обратило на меня полные ожидания очи?»

Во второй половине жизни своей Гоголь вдруг почувствовал себя одиноким. Ему показалось, что современники плохо его понимают. И хотя при жизни его высоко ценил Белинский и другие русские критики, этими оценками писатель был не удовлетворен: они скользили по поверхности его дарования и не касались глубины. В Гоголе все предпочитали видеть писателя-сатирика, обличителя пороков современного общественного строя. Но скрытые духовные корни, которые питали его дарование, современники склонны были не замечать.

В одном письме к Жуковскому Гоголь говорит, что в процессе творчества он прислушивается к высшему зову, требующему от него безусловного повиновения и ждущему его вдохновения. Вслед за Пушкиным Гоголь видит в писательском призвании Божественный дар. В изображении человеческих грехов, в обличении человеческой пошлости Гоголь более всего опасается авторской субъективности и гордыни. И в этом смысле его произведения тяготели к пророческому обличению. Писатель, как человек, подвержен тем же грехам, что и люди, им изображаемые. Но в минуты творческого вдохновения он теряет свое «я», свою человеческую «самость». Его устами говорит уже не человеческая, а Божественная мудрость: голос писателя – пророческий глас.

Мировоззрение Гоголя в основе своей было глубоко религиозным. Гоголь никогда не разделял идейных установок Белинского и русской мысли, согласно которым человек по своей природе добр, а зло заключается в общественных отношениях. «Природа человека» никогда не представлялась Гоголю «мерою всех вещей». Источник общественного зла заключен не в социальных отношениях, и устранить это зло с помощью реформ или революций нельзя. Несовершенное общество не причина, а следствие человеческой порочности. Внешняя организация жизни – отражение внутреннего мира человека. И если в человеке помрачен его Божественный первообраз, никакие изменения внешних форм жизни не в состоянии уничтожить зло.

«Я встречал в последнее время много прекрасных людей, которые совершенно сбились, – обращался Гоголь к Белинскому и людям его круга. – Одни думают, что преобразованьями и реформами, обращеньем на такой и на другой лад можно поправить мир; другие думают, что посредством какой-то особенной, довольно посредственной литературы, которую вы называете беллетристикой, можно подействовать на воспитание общества. Но благосостояние общества не приведут в лучшее состояние ни беспорядки, ни пылкие головы. Брожение внутри не исправить никакими конституциями. Общество образуется само собою, общество слагается из единиц. Надобно, чтобы каждая единица исполняла должность свою. Нужно вспомнить человеку, что он вовсе не материальная скотина, но высокий гражданин высокого небесного гражданства. Покуда он хоть сколько-нибудь не будет жить жизнью небесного гражданина, до тех пор не придет в порядок и земное гражданство». Источник этих убеждений писателя очевиден: «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» (Мф. 6, 33).

Все творчество Гоголя взывает к падшему человеку: «Встань и иди!» «В нравственной области Гоголь был гениально одарен, – утверждал исследователь его творчества К. Мочульский, – ему было суждено повернуть всю русскую литературу от эстетики к религии, сдвинуть ее с пути Пушкина на путь Достоевского. Все черты, характеризующие „великую русскую литературу“, ставшую мировой, были намечены Гоголем: ее религиозно-нравственный строй, ее гражданственность и общественность, ее пророческий пафос и мессианство».

Гоголь бичевал социальное зло в той мере, в какой видел коренной источник несовершенств. Гоголь дал этому источнику название пошлость современного человека. «Пошлым» является человек, утративший духовное измерение жизни, образ Божий. Когда помрачается этот образ в душе, человек превращается в плоское существо, замкнутое в себе самом, в своем эгоизме. Он становится пленником своих несовершенств и погружается в болото бездуховного ничто. Люди вязнут в тине мелочей, опутывающих жизнь. Смысл их существования сводится к потреблению материальных благ, которые тянут человеческую душу вниз – к расчетливости, хитрости, лжи.

Гоголь пришел к мысли, что всякое изменение жизни к лучшему надо начинать с преображения человеческой личности. В отличие от либералов-реформаторов и революционеров-социалистов Гоголь не верил в возможность обновления жизни путем изменений существующего социального строя. Гоголь опровергает всякое сближение имени Христа с революционными идеями, что неоднократно делал Белинский, в том числе и в зальцбруннском письме: «Кто же, по-вашему, ближе и лучше может истолковать теперь Христа? – задает Гоголь вопрос Белинскому. – Неужели нынешние коммунисты и социалисты, объясняющие, что Христос повелел отнимать имущества и грабить тех, которые нажили себе состояние? Опомнитесь!… Христос нигде никому не говорил отнимать, а еще, напротив, и настоятельно нам велит Он уступать: снимающему с тебя одежду отдай последнюю рубашку, с просящим тебя пройти с тобою одно поприще пройди два». «Мысль об „общем деле“ у Гоголя была мыслью о решительном повороте жизни в сторону Христовой правды – не на путях внешней революции, а на путях крутого, но подлинного религиозного перелома в каждой отдельной человеческой душе», – писал о Гоголе русский религиозный философ Василий Зеньковский. В настоящей литературе Гоголь видел действенное орудие, с помощью которого можно пробудить в человеке религиозную искру и подвигнуть его на этот крутой перелом. И только неудача с написанием второго тома «Мертвых душ», в котором он хотел показать пробуждение духовных забот в пошлом человеке, заставила его обратиться к прямой религиозной проповеди в «Выбранных местах из переписки с друзьями».

Белинский придерживался в те годы революционно-демократических и социалистических убеждений. Потому он и обрушился на эту книгу в «Письме к Гоголю», упрекая писателя в ренегатстве, в отступничестве от «прогрессивных» взглядов, в религиозном мракобесии. Это письмо показало, что религиозную глубину гоголевского реализма Белинский не чувствовал никогда. Пафос реалистического творчества Гоголя он сводил к «обличению существующего общественного строя».

От Белинского пошла традиция делить творчество Гоголя на две части. «Ревизор» и «Мертвые души» рассматривались как прямая политическая сатира на самодержавие и крепостничество, косвенно призывавшая к их «свержению», а «Выбранные места из переписки с друзьями» толковались как произведение, явившееся в результате крутого перелома в мировоззрении писателя, изменившего своим «прогрессивным» убеждениям. Не обращали внимания на неоднократные и настойчивые уверения Гоголя, что «главные положения» его религиозного миросозерцания оставались неизменными на протяжении всего творческого пути. Идея воскрешения «мертвых душ» была главной и в художественном, и в публицистическом его творчестве. «Общество тогда только поправится, когда всякий человек займется собою и будет жить как христианин», – утверждал Гоголь. Это было коренное его убеждение от ранних повестей и рассказов до «Мертвых душ» и «Выбранных мест из переписки с друзьями».