Современное японское искусство. Современное искусство Японии: с днем рождения, Такаси Мураками. Примером тому служит Такаси Мураками, который успешно совмещает выставки в лучших галереях мира и потоковое производство

Современная японская художественная сцена кажется полностью глобализированной. Художники курсируют между Токио и Нью-Йорком, почти все получали европейское или американское образование, о своих работах говорят на интернациональном арт-английском. Однако картина эта далека от полноты.

Национальные формы и тренды оказываются одним из наиболее востребованных товаров, которые Япония может предложить мировому рынку художественных идей и произведений.

Плоскостная операция. Как течение superflat сочетает американскую гик-культуру и традиционную японскую живопись

Такаси Мураками. «Тан Тан Бо»

Если в западном мире почти для всех (кроме, может быть, самых ярых теоретиков постмодерна) граница между высокой и массовой культурой до сих пор остается релевантной, хоть и проблематичной, то в Японии эти миры тотально смешаны.

Примером тому служит Такаси Мураками, который успешно совмещает выставки в лучших галереях мира и потоковое производство.

Запись экскурсии по выставке Мураками «Будет ласковый дождь»

Впрочем, отношения Мураками с массовой культурой - а для Японии это в первую очередь культура фанатов манги и аниме (отаку) - устроены сложнее. Философ Хироки Адзума критикует понимание отаку как аутентичного японского явления. Отаку считают себя связанные напрямую с традициями периода Эдо XVII–XIX веков - эпохой изоляционизма и отказа от модернизации. Адзума же утверждает, что движение отаку - завязанное на манге, анимации, графических романах, компьютерных играх - могло возникнуть только в контексте послевоенной американской оккупации как результат импорта американской культуры. Искусство Мураками и его последователей заново изобретает отаку методами поп-арта и развенчивает националистический миф об аутентичности этой традиции. Оно представляет собой «ре-американизацию японизированной американской культуры».

С искусствоведческой точки зрения superflat ближе всего к ранней японской живописи укиё-э. Самое известное произведение в этой традиции - гравюра «Большая волна в Канагаве» Кацусики Хокусая (1823–1831).

Для западного модернизма открытие японской живописи было прорывом. Оно позволило увидеть картину как плоскость и стремится не преодолеть эту ее особенность, а работать с ней.

Кацусики Хокусай. «Большая волна в Канагаве»

Пионеры перформанса. Что значит японское искусство 1950-х сегодня

Документация творческого процесса Акиры Канаямы и Кадзуо Сираги

Superflat оформилось только в нулевые. Но значимые для мирового искусства художественные акции начались в Японии гораздо раньше - и даже раньше, чем на Западе.

Перформативный поворот в искусстве произошел на рубеже 60-х и 70-х годов прошлого века. В Японии же перформанс появился в еще пятидесятые.

Группа Gutai впервые перенесла внимание с создания самодостаточных объектов на процесс их производства. Отсюда - один шаг до отказа от арт-объекта в пользу эфемерного события.

Хотя отдельные художники из Gutai (а всего их за двадцать лет набралось 59) активно существовали в международном контексте, осмысление как их коллективной деятельности японского послевоенного искусства вообще началось на Западе совсем недавно. Бум пришелся на 2013 год: несколько выставок в небольших галереях Нью-Йорка и Лос-Анджелеса, «Токио 1955–1970: новый авангард» в МoМА и масштабная историческая ретроспектива “Gutai: Splendid Playground” в Музее Гуггенхайма. Московский импорт японского искусства кажется почти не запоздавшим продолжением этой тенденции.

Садамаса Мотонага. Work (Water) в Музее Гуггенхайма

Поражает, насколько современно смотрятся эти ретроспективные выставки. Вот, например, центральный объект экспозиции в Музее Гуггенхайма - реконструкция Work (Water) Садамасы Мотонаги, в которой уровни музейной ротонды соединены полиэтиленовыми трубками с цветной водой. Они напоминают мазки кистью, которые были оторваны от холста, и служат примером центрального для Gutai фокуса на «конкретности» (так переводится с японского название группы), материальности объектов, с которыми работает художник.

Многие участники Gutai получили образование, связанное с классической живописью нихонга, многие биографически привязаны к религиозному контексту дзен-буддизма, к характерной для него японской каллиграфии. Все они находили новый, процессуальный или партиципаторный (связанный с участием зрителей. - Прим. ред.), подход к древним традициям. Кадзуо Сирага записывал на видео, как ногами рисует свои предвосхитившие Раушенберга монохромы, и даже создавал картины публично.

Минору Йошида превращал цветы с японских гравюр в психоделические объекты - примером тому может быть Bisexual Flower, одна из первых кинетических (движущихся) скульптур в мире.

Кураторы выставки в Музее Гуггенхайма рассказывают о политическом значении этих работ:

«Gutai продемонстрировали важность свободных индивидуальных действий, разрушения зрительских ожиданий и даже глупости как способов противостоять общественной пассивности и конформизму, которые за несколько десятков лет позволили милитаристскому правительству обрести критическую массу влиятельности, вторгнуться в Китай и затем присоединиться ко Второй мировой войне».

Хорошие и мудрые. Зачем в 1960-е художники уезжали из Японии в Америку

Gutai был исключением из правил в послевоенной Японии. Авангардные группировки оставались маргинальными, арт-мир был строго иерархичен. Основным путем к признанию было участие в конкурсах, которые проводили признанные объединения художников-классиков. Поэтому многие предпочитали уехать на Запад и встроиться в англоязычную арт-систему.

Особенно тяжело приходилось женщинам. Даже в прогрессивном Gutai доля их присутствия не доходила и до пятой части. Что уж говорить про традиционные институты, для доступа в которые необходимо было специальное образование. К шестидесятым девушки уже приобрели право на него, однако обучение искусству (если речь не шла о декоративном, которое входило в комплект навыков ryosai kenbo - хорошей жены и мудрой матери) было социально не одобряемым занятием.

Йоко Оно. Cut Piece

Сюжет об эмиграции пяти мощных японских художниц из Токио в Штаты стал темой исследования Мидори Йошимото “Into Performance: Japanese Women Artists in New York”. Яёи Кусама, Такако Саито, Миэко Сиоми и Сигеко Кубота на старте карьеры приняли решение уехать в Нью-Йорк и работали там, в том числе и над модернизацией традиций японского искусства. Только Йоко Оно выросла в США - но и она сознательно отказалась от возвращения в Японию, разочаровавшись в художественной иерархии Токио во время короткого пребывания в 1962–1964 годах.

Оно стала самой известной из этих пяти - не только как жена Джона Леннона, но и как авторка протофеминистских перформансов, посвященных объективации женского тела. Очевидны параллели между Cut Piece Оно, в котором зрители могли отрезать куски одежды художницы, и «Ритмом 0» «бабушки перформанса» Марины Абрамович.

На коротких ногах. Как пройти авторский актерский тренинг Тадаси Судзуки

В случае с Оно и Gutai международно значимыми стали методы и тематика их работы, отделенные от авторов. Есть и иные формы экспорта - когда работы художника с интересом воспринимаются на международной арене, но заимствования собственно метода не происходит из-за его специфичности. Самый яркий случай - система актерского тренинга Тадаси Судзуки.

Театр Судзуки любят даже в России - и это неудивительно. Последний раз он был у нас в 2016 году со спектаклем «Троянки» по текстам Еврипида, а в нулевые несколько раз приезжал с постановками Шекспира и Чехова. Судзуки переносил действие пьес в актуальный японский контекст и предлагал неочевидные интерпретации текстов: обнаруживал в «Иванове» антисемитизм и сравнивал его с пренебрежительным отношением японцев к китайцам, переносил действие «Короля Лира» в японский сумасшедший дом.

Судзуки выстраивал свою систему в оппозиции к российской театральной школе. В конце XIX века, в так называемый период мейдзи, модернизирующаяся имперская Япония переживала подъем оппозиционных движений. Результатом стала масштабная вестернизация до того предельно закрытой культуры. Среди импортированных форм была и система Станиславского, которая до сих пор остается в Японии (да и в России) одним из магистральных режиссерских методов.

Упражнения Судзуки

В шестидесятые, когда Судзуки начинал свою карьеру, все больше распространялся тезис о том, что из-за своих телесных особенностей японские актеры не могут вжиться в роли из западных текстов, которыми заполнился тогдашний репертуар. Молодому режиссеру удалось предложить самую убедительную альтернативу.

Система упражнений Судзуки, названная грамматикой ног, включает в себя десятки способов сидеть, еще больше - стоять и ходить.

Его актеры обычно играют босиком и кажутся, за счет снижения центра тяжести, максимально плотно привязанными к земле, тяжелыми. Судзуки учит их и зарубежных участников спектаклей своей технике в деревне Тога, в заполненных современным оборудованием старинных японских домах. Его труппа дает всего лишь около 70 представлений в год, а все остальное время живет, почти не выезжая из деревни и не имея времени на личные дела - только работа.

Центр в Тоге появился в семидесятые, его спроектировал по просьбе режиссера всемирно известный архитектор Арата Исодзака. Система Судзуки могла бы показаться патриархальной и консервативной, но сам он рассуждает о Тоге в современных категориях децентрализации. Еще в середине нулевых Судзуки понимал значимость экспорта искусства из столицы в регионы и организации точек производства на местах. По словам режиссера, театральная карта Японии во многом напоминает российскую - искусство сконцентрировано в Токио и нескольких менее крупных центрах. Российскому театру тоже не помешала бы компания, которая регулярно выезжает на гастроли по небольшим городам и базируется в удалении от столицы.

Центр SCOT Company в Тоге

Цветочными тропами. Какой ресурс обнаружил современный театр в системах но и кабуки

Метод Судзуки растет из двух древних японских традиций - но и кабуки. Дело не только в том, что эти виды театра часто характеризуются как искусство ходить, но и в более очевидных деталях. Судзуки нередко следует правилу об исполнении всех ролей мужчинами, использует характерные пространственные решения, например ханамити («путь цветов») образца кабуки - помост, проходящий от сцены в глубь зрительного зала. Он эксплуатирует и совсем узнаваемые символы вроде цветов и свитков.

Конечно, в глобальном мире не идет речи о привилегии японцев на использовании своих национальных форм.

На заимствованиях из но построен театр одного из самых значительных режиссеров современности, американца Роберта Уилсона.

Он не только использует маски и грим, напоминающие массовому зрителю о Японии, но и заимствует способы актерского существования, основанные на максимальном замедлении движения и самодостаточной выразительности жеста. Соединяя традиционные и отдающие ритуалом формы с ультрасовременными световыми партитурами и минималистичной музыкой (одна из самых известных работ Уилсона - постановка оперы Филиппа Гласса «Эйнштейн на пляже»), Уилсон по сути производит тот синтез истоков и актуальности, к которому стремится значительная часть современного искусства.

Роберт Уилсон. «Эйнштейн на пляже»

Из но и кабуки вырос и один из столпов современного танца - буто, в буквальном переводе - танец тьмы. Придуманный в 1959 году хореографами Кадзуо Оно и Тацуми Хидзикатой, которые также отталкивались от низкого центра тяжести и концентрации на ногах, буто представлял собой перенос размышлений о травматическом военном опыте в телесное измерение.

«Они демонстрировали тело больное, разрушающееся, даже монструозное, чудо­вищное. <…> Движения то замедленные, то нарочито резкие, взрывные. Для этого использу­ется особая техника, когда движение осуще­ствляется как будто без задейство­ва­ния основной мускулатуры, за счет кост­ных рычагов скелета», - историк танца Ирина Сироткина вписывает буто в историю освобождения тела, связывает его с уходом от балетной нормативности. Она сравнивает буто с практиками танцовщиц и хореографок начала XX века - Айседоры Дункан, Марты Грэм, Мэри Вигман, говорит о влиянии на более поздний «постмодерный» танец.

Фрагмент танца Кацуры Кана, современного продолжателя традиции буто

Сегодня буто в его оригинальном виде уже не авангардная практика, но историческая реконструкция.

Однако словарь движений, разработанный Оно, Хидзикатой и их последователями, остается значимым ресурсом для современных хореографов. На Западе от используется Димитрисом Папаиоанну, Антоном Адасинским и даже в клипе на “Belong To The World” The Weekend’а. В Японии продолжателем традиции буто, является, например, Сабуро Тесигавара, который в октябре приедет в Россию. Хотя сам он открещивается от параллелей с танцем тьмы, критики находят вполне узнаваемые признаки: кажущееся бескостным тело, хрупкость, бесшумность шага. Правда, они помещены уже в контекст постмодернистской хореографии - с ее высоким темпом, пробежками, работой с постиндустриальной шумовой музыкой.

Сабуро Тесигавара. Metamorphosis

Локально глобальные. Чем современное японское искусство все-таки похоже на западное

Работы Тесигавары и множества его коллег органично вписываются в программы лучших западных фестивалей современного танца. Если бегло просматривать описания перформансов и спектаклей, которые показывали на Festival/Tokyo - крупнейшем ежегодном показе японского театра, то заметить принципиальные отличия от европейских тенденций будет трудно.

Одной из центральных тем становится сайт-специфичность - японские художники исследуют пространства Токио в диапазоне от сгустков капитализма в форме небоскребов до маргинальных районов концентрации отаку.

Другая тема - проработка межпоколенческого непонимания, театр как место живой встречи и организованной коммуникации людей разных возрастов. Посвященные ей проекты Тосики Окады и Акиры Танаямы несколько лет подряд привозили в Вену на один из ключевых европейских фестивалей перформативных искусств. В переносе на сцену документальных материалов и личных историй к концу нулевых годов уже не было ничего нового, но кураторка Венского фестиваля представляла публике эти проекты как возможность живого, точечного контакта с другой культурой.

Еще одна магистральная линия - проработка травматического опыта. Для японцев он связан не с ГУЛАГом или холокостом, а с бомбардировкой Хиросимы и Нагасаки. Театр обращается к нему постоянно, но самое мощное высказывание об атомных взрывах как моменте генезиса всей современной японской культуры все же принадлежит Такаси Мураками.

к выставке “Little Boy: The Arts of Japan’s Exploding Subculture”

“Little Boy: The Arts of Japan’s Exploding Subculture” - название его кураторского проекта, показанного в Нью-Йорке в 2005 году. “Little Boy” - «малыш» по-русски - название одной из бомб, сброшенных на Японию в 1945 году. Собрав сотни манга-комиксов от ведущих иллюстраторов, характерные винтажные игрушки, сувенирную продукцию по мотивам знаменитых аниме - от Годзиллы до Hello Kitty, Мураками взвинтил концентрацию милого - каваии - в музейном пространстве до предела. Параллельно он запустил подборку анимации, в которой центральными образами становились картины взрывов, голой земли, разрушенных городов.

Такое противопоставление стало первым масштабным утверждением об инфантилизации японской культуры как способе справиться с посттравматическим синдромом.

Сейчас этот вывод кажется уже очевидным. На нем построено академическое исследование каваии Инухико Ёмота.

Встречаются и более поздние травматические триггеры. Из самого важного - события 11 марта 2011 года, землетрясение и цунами, приведшие к крупной аварии на АЭС «Фукусима». На Festival/Tokyo-2018 целая программа из шести перформансов была посвящена осмыслению последствий природно-технологической катастрофы; они стали и темой для одной из представленных на «Солянке» работ. На этом примере отчетливо видно, что арсенал критических методов у западного и японского искусства принципиально не отличается. Харуюки Ишии создает инсталляцию из трех телевизоров, на которых в зацикленном режиме демонстрируются смонтированные в высоком темпе и зацикленные кадры из телепрограмм о землетрясении.

«Работа составлена из 111 видеороликов, которые художник просматривал ежедневно в новостях до того момента, когда все, что он видел, не стало восприниматься вымыслом», - объясняют кураторы. «Новая Япония» представляет собой выразительный пример того, как искусство не сопротивляется основанной на национальных мифах интерпретации, но в то же время критический взгляд обнаруживает, что такая же интерпретация могла бы быть релевантна для искусства любого происхождения. Кураторы рассуждают о созерцании как об основе японской традиции, привлекая цитаты из Лао-цзы. При этом как бы оставляя за скобками, что почти все современное искусство сосредоточено на «эффекте наблюдателя» (так называется выставка) - будь то в форме создания новых контекстов восприятия привычных явлений или в постановке вопроса о возможности адекватного восприятия как таковой.

Imagined Communities - другая работа видеохудожника Харуюки Ишии

Дичь

Впрочем, не следует думать, что Япония образца 2010-х представляет собой концентрацию прогрессивности.

Не изжиты еще привычки старого доброго традиционализма и любовь к ориенталистской экзотике. «Театр девственниц» - так называется довольно восхищенная статья о японском театре «Такарадзука» в российском консервативном журнале «ПТЖ». «Такарадзука» появился в конце XIX века как бизнес-проект по привлечению туристов в отдаленный одноименный город, который случайно стал конечной станцией частной железной дороги. В театре играют только незамужние девушки, которые, по замыслу владельца железной дороги, и должны были приманивать в город зрителей-мужчин. Сегодня «Такарадзука» функционирует как индустрия - с собственным ТВ-каналом, плотной концертной программой, даже местным парком развлечений. Но в труппе по-прежнему имеют право состоять только незамужние девушки - будем надеяться, хотя бы на девственность не проверяют.

Впрочем, «Такарадзука» меркнет по сравнению с клубом Toji Deluxe в Киото, который японцы тоже называют театром. Там показывают совершенно дикое, судя по описанию колумниста New Yorker’а Иэна Бурумы, стриптиз-шоу: несколько раздетых девушек на сцене превращают в публичный ритуал демонстрацию половых органов.

Как и многие художественные практики, это шоу основано на древних легендах (с помощью свечи и увеличительного стекла мужчины из зала могли по очереди исследовать «секреты богини-матери Аматерасу»), а самому автору напомнило традицию но.

Поиск западных аналогов для «Такарадзуки» и Toji оставим на откуп читателю - обнаружить их нетрудно. Заметим лишь, что именно на борьбу с подобными практиками угнетения направлена значительная часть современного искусства - что западного, что японского в диапазоне от superflat до танца буто.

Будет проходить выставка современного японского искусства " Двойная перспектива " .

1. В современном искусстве японии есть много необычного. Например эти картины Идзуми Като созданы руками, без использования кисти

2. На первый взгляд может показаться, что это обычные лампочки. Но это работа с глубоким смыслом посвящена 38-й параллели, которая разделяет Северную и Южную Корею.

3. Конечно же в каждой работе есть какой-то глубокий не лежащий на поверхности смысл, но даже если вы его не найдёте можно просто восхититься, например,красотой это искусно сделаной розы.

4. это работы Кэндзи Янобе о том как человек может пережить конец света

6. это самая известная его работа " Дитя солнца " созданая после аварии на АЭС Фукусима.

8. Макото Айда "Бонсай Аи-тян"

9. это тоже соременное искусство японии

10. интерсный проект "В московских квартирах разыскивается Ленин" . Есинори Нива разыскивал в домах москвичей сохранившиеся предметы, связанные с личностью Ленина. Самое страное, что этим занимался не россиянен, а японец.

14. Кстати для этой работы были споьзованы чучелы настоящих крыс.

15. на этих фотографиях показаны страхи людей

Пост рекламный, но впечатления, текст и фотографии свои.

Современное искусство сложно судить или оценивать, так как оно изначально выводит себя за рамки такой возможности. Хорошо, что есть Алексей Лифанов , который пусть и не японовед, но в исскустве разбирается лучше меня. Кто, если не Алексей, помог бы мне понять увиденное?
Да, японцы - народ странный. Впечатления от выставки на Гоголевском бульваре .

Экспонаты на выставке "Двойная перспектива" можно условно разделить на три части (по затронутой авторами тематике). Первая посвящена человеку и государству, роли идеологии в частной жизни, диктату социума над личностью. Вторая тема смежна: человек и его влияние на природу (при этом даже в рамках одной выставки разные художники выражали диаметрально противополодные взгляды). Третья тема сугубо японская и посвящена идеологии "лоли" и прочим эфебофильским штукам, которые процветают в японском обществе.

1. Произведения Кэндзи Янобэ замешаны на постапокалиптической эстетике, при этом, надо заметить, что без всякого "сталкеризма". Его творчество очень наивно на уровне метода. "Дитя солнца" - масштабная и трогательная скульптура. Каким должен быть человек, чтобы противостоять техногенному миру - смелым, решительным или непосредственным и наивным?

3. Продолжение темы в ещё более утрированно наивной стилистике.

4. Мотохико Одани рассуждает о половом созревании, сексуальности и её психологии. Напротив этой скульптуры куда более выразительная видеоинсталляция, но её нужно видеть воочию.

5. Макото Айда тему развивает. Дерево бонсай с девичьими головами - гиперболизированный символ извращённой любви. Символика прозрачна и вряд ли нуждается в пояснении.

6. Другое его произведение "Воспитанницы школы харакири". Графически - просто потрясающее.

7. Продолжение "детской" темы у Ёсимото Наро. Детские лица и недетские эмоции.

8. Такахиро Ивасаки создал из всякого мусора очень условную диараму некого города. Эстетика города, который на самом деле помойка - идея не новая, но интересно реализованная.

10. Картины Таданори Ёкоо - коллаж из аллюзий, цитат и архетипов. При этом колористика просто потрясает.

11. Яёи Кусама обратился к экзистенциальной эстетике бытия и небытия, создав команту, где пространство разламывается и распадается.

12. Ясумаса Моримура сделал пародию на пародию. Он изображает вовсе не Адольфа Гитлера, как может показаться, а Аденоида Гинкеля - персонажа из фильма Чаплина "Великий диктатор". Остальные его произведения посвящены уже непосредственным правителям и диктаторам, а суть ясна - угроза тотальной идеологии.

13. Зрителей немного, но те, что есть, очень воодушевлённо обсуждают увиденное. В целом складывается впечатление, что посетителям происходящее очень нравится.

14. Это голова Джорджа Буша. Джордж Буш поёт гимн США. Идея проста для понимкания - о вторжении идеологии и государства даже в личное пространство человека.

15. Крысы-покемоны. Моя любимая часть.

16. Часть выставки - фотографии. Местами интересно, местами - слишком интимно для понимания.

18. Фотографии Тосио Сибаты. Тут идея гармоничного сосуществования человека и природы решена в форме фотографий, по эстетике куда более близких абстракии, нежели реализму - настолько выверенная геометрия и композиция.

19. Один из приветов Ленину.

В любом случае выставки созданы, чтобы их посещать вживую, а не смотреть фотоотчёты в блогах. Многие произведения совершенно невозможно оценить в статике и в размерах экранного фото. Поэтому лучше сходить на выставку "Двойная перспектива" самому.

Партнер проекта, компания Sony, проводит конкурс и разыгрывает ноутбук и другие призы! Если пойдете на выставку, обязательно сфотографируйте экспонаты и напишите свои краткие впечатления. Чтобы принять участие в конкурсе, поделитесь

С 16 ноября 2013 года в Эрмитаже открыта выставка "Моно-но аварэ. Очарование вещей. Современное искусство Японии". Экспозиция, размещенная в здании Восточного крыла Главного Штаба, подготовлена Государственным Эрмитажем при поддержке Посольства Японии в России, представляет инсталляции, скульптуру, видео-арт, фотографии, созданные за последние несколько лет японскими художниками и призванные заполнить новую страницу в многовековой истории искусства Страны восходящего солнца. Их имена, известные на родине, пока практически не знакомы российской и европейской публике: Канэудзи Тэппэй, Кэнго Кито, Кувакубо Рёта, Масая Тиба, Мотои Ямамото, Ониси Ясуаки, Риэко Сига, Суда Ёсихиро, Синисиро Кано, Хироаки Морита, Хираки Сава и другие.

Существующий с Х века термин "моно-но аварэ" может быть переведен как "очарование вещи" или "восторг от вещи", и связан с буддийским представлением об эфемерности и тщетности бытия. Окружающие человека материальные и духовные предметы таят в себе неповторимое, только одному ему свойственное мимолетное очарование (аварэ). Человек же - и прежде всего художник - должен обладать отзывчивым сердцем, чтобы найти и ощутить это очарование, внутренне откликнуться на него. Современные художники тонко чувствуют материалы, в которых светится внутренняя простота смыслов. Намеренно ограничивая себя определенными темами и мотивами, они на новом витке используют древние японские художественные приемы.

В Японии, как и в России, современное искусство - явление, привнесенное извне, с Запада, не всегда понятное и вызывающее отторжение. Обе культуры восприняли англо-американский термин contemporary art как символ новомодных культурных заимствований. В Японии 1970-х, как и в России 1990-х, художники чувствовали себя аутсайдерами. Они уезжали работать на Запад, но все же в Японии 1970-х слова "contemporary art" звучали позитивно, позволяя молодому поколению забыть определение "послевоенное искусство", связанное с трагедией и упадком.

Подлинный расцвет современного искусства в западном понимании наступил лишь к концу 1980-х годов, когда не только в Гиндзе, но и в других районах Токио открылись галереи. В 1989 году в Хиросиме был создан первый музей современного искусства, и вскоре, в 1990-х годах, последовали открытия токийских музеев. С этого времени началось постепенное признание феномена современного искусства на национальном уровне и его вхождение в культурную повседневность. Следующим шагом стало проведение национальных биеннале и триеннале.

В эпоху тотального господства медиатехнологий японские художники концентрируют свое внимание на родных материалах, на их осязании, на вслушивании в них. Большой интерес на выставке вызывают инсталляции, среди которых работа Рёты Кувакубо (р. 1971), простая в устройстве, но сложная в действии, где главную роль играет тень. Художник обрисовывает предметы и создает удивительный подвижный калейдоскоп. Канэудзи Тэппэй (р. 1978) представляет неожиданные конструкции из повседневных бытовых материалов. Собранные им предметы, имеющие разные цвет и предназначение, складываются в причудливые формы, которые оборачиваются то модернистскими скульптурами, то заснеженными пейзажами с японских картин на шелке.

"Материальные подборы" в видеоработах и в жанре "найденный предмет" делает Хироаки Морита (р. 1973), а в живописи - Синисиро Кано (р. 1982) и Масая Тиба (р. 1980). Потенциал составленных художниками весьма прозаических "материальных подборов" восходит к одухотворению всего и вся, традиционному для буддизма с его идеей о том, что в каждом существе и в каждом предмете- от человека и до крошечной былинки - заложена природа Будды. Есть в них и внимание к внутренней сути вещей, воспринимаемых как красота и очарование.

Инсталляция Кэнго Кито (р. 1977), составленная из обручей, одновременно похожа и на скульптуру, и на большую картину с разъединенными плоскостями, элементарными цветами и перспективой. Пространство в ней на глазах превращается в плоскости, что делает возможным бесконечное копирование всех этих знаков и символов искусства, утративших привязку к реальности.

Несколько иначе работают с пространством Ясуаки Ониси (р. 1979) и Мотои Ямамото (р. 1966) в своих инсталляциях. Словно объединяя все эти различные подходы с подкупающей простотой, Ёсихиро Суда (р. 1969) инициирует минимальное вторжение в экспозиционное пространство, незаметного размещая в нем деревянные растения, похожие на настоящие.

Выставка "Моно-но аварэ. Очарование вещей. Современное искусство Японии" подготовлена Отделом современного искусства в рамках проекта "Эрмитаж 20/21". По словам М. Б. Пиотровского, генерального директора Государственного Эрмитажа: "Задачи проекта состоят в том, чтобы собирать, выставлять, изучать искусство XX-XXI веков. "Эрмитаж 20/21" адресован тем, кто хочет идти в ногу со временем - любителям и профессионалам, искушенным знатокам и самым юным зрителям".

Кураторы выставки - Дмитрий Юрьевич Озерков, заведующий Отделом современного искусства Государственного Эрмитажа, кандидат философских наук и Екатерина Владимировна Лопаткина, заместитель заведующего Отделом современного искусства. Научный консультант выставки - Анна Васильевна Савельева, научный сотрудник Отдела Востока Государственного Эрмитажа. К выставке подготовлена иллюстрированная брошюра, автор текста - Д.Ю. Озерков.

Японское искусство занимает важное место в коллекции Государственного Эрмитажа и насчитывает около 10000 произведений: в музее хранится 1500 листов цветной ксилографии, среди которых работы знаменитых мастеров японской гравюры середины XVIII-XX века; собрание фарфора и керамики (более 2000 экспонатов); лаки XVI-XX веков; образцы тканей и костюма. Наиболее ценной частью собрания японского искусства Эрмитажа является коллекция нэцкэ - миниатюрной скульптуры XVII-XIX веков, насчитывающая более 1000 работ.

Сегодняшний мир часто обвиняют в духовном кризисе, в разрушении связей с традициями, в глобализации, неизбежно поглощающей национальные основы. Всё персонифицируется и обезличивается одновременно. Если так называемое классическое искусство мы могли разделить на национальные школы и представить, что есть итальянское искусство, что есть немецкое искусство, а что есть французское; то можем ли мы разделить современное искусство на такие же “школы”?

В ответе на поставленный вопрос мне бы хотелось представить вашему вниманию японское современное искусство. На конференции в Художественном музее Мори на тему интернационализма в современном искусстве в прошлом году профессор Токийского университета, Мичио Хаяси, предположил, что популярное восприятие “японскости” на Западе закрепилось в 1980 году триединством “китча”, “природности” и “технологической сложности”. Сегодня популярное, и, особенно, коммерчески популярное современное искусство Японии до сих пор может быть помещено в этот треугольник. Для западного зрителя оно остается загадочным и оригинальным в силу специфических особенностей, присущих только искусству страны Восходящего солнца. В августе сразу на трёх арт-площадках встретились Запад и Восток: до 8 августа проходила выставка “Дуальность существования – Пост — Фукусима” на Манхэттене (515 W 26th Street , Chelsea , Manhattan ), экспозиция “teamLab : Ультра Субъективное пространство” продолжалась до 15 августа практически рядом (508-510 W 25th Street , Chelsea , Manhattan ); а “Цикл “Архаты”” Такаси Мураками в Палаццо Реале, в Милане, до сих пор продолжает покорять и удивлять посетителей.

Все представленные произведения были созданы после 11 марта 2011 года, когда на Японию обрушилось цунами. Ядерная катастрофа на АЭС Фукусима сплотила нацию, заставила пересмотреть приоритеты и ценности, и вновь обратиться к давно забытым традициям. Искусство не могло остаться в стороне и представило миру новый тип художника, ориентированного на потребности современного зрителя, и в то же время чтящего исторически-сложившиеся устои и ценности.

Такаси Мураками — коммерчески успешный художник, популяризовавший техно-китч и создавший новый визуальный язык superflat , базирующийся на традициях японской живописи нихонга и специфике аниме и манга. Идеология его тиражируемых скульптур и эпатажных инсталляций заключалась в демонстрации изменения Японии после войны, когда потребительство стало превалирующим. Но 11 марта 2011 года разделило жизнь Японии на “до” и “после”, подобно двум страшным августовским дням 1945 года, когда были сброшены ядерные бомбы на Хиросиму и Нагасаки. После того сильного землетрясения, повлекшего за собой ужасные последствия, Мураками встал на путь переосмысления буддизма и японской эстетики, сделал шаг в сторону возвращения к истокам и духовности. Первая работа, положившая начало циклу “Архаты”, – “500 архатов”, показанная на персональной выставке Такаси Мураками в Дохе, Катар, в 2012 году. Возвращение к буддийской тематике объясняется автором попыткой осознания, что в этом мире есть не только мы, что есть силы, от нас независящие, и что мы должны совершенствоваться каждый раз, чтобы перестать быть зависимыми от собственных желаний и аффектов. Плотная стена архатов, как будто защищающих зрителей от бушующих стихий на протяжении всех 100 метров полотна, вселяла в душу каждого умиротворение и спокойствие. Но Мураками не ограничился лишь одной работой и продолжил цикл картин, дополнив и развернув повествование, словно применяя прием манга и рассказывая историю в визуальном оформлении. Вторая часть цикла была представлена в галерее Blum & Poe (Лос- Анджелес) в 2013 году. Сегодня же в Милане архаты в третий раз странствуют по миру, распространяя идею возвращения к духовности и отказа от аффектов. Несмотря на назидательность и глубину смысла, картины легко воспринимаются из-за смелого и яркого колористического решения, самого художественного языка. Элементы манга привнесли в них ту необходимую долю популяризации, чтобы транслируемые идеи буддизма были легко прочитаны и восприняты даже непосвященной публикой.

Следующим представителем современной японской живописи можно назвать Казуки Умезава, ученика Мураками, что возвращает нас к вопросу о школе и преемственности. Он создает цифровую визуализацию аниме персонажей, рисуя их поверх наклеек, чтобы создать дополнительную глубину и зрительный хаос. Из случайных и разбросанных по всему Интернету изображений он конструирует коллажи, ломает фоны, создавая мандалы, отражающие структуру и содержание воображения отаку (фанаты аниме и манга). Обращение к буддийскому символу усиливает семантическую ценность работ молодого художника, соединяя, с одной стороны, сакральное и устоявшееся в культуре, с другой стороны, современную проблематику, но опять же с включением специфически-японского феномена – аниме.

Такаси Мураками и Казуки Умезава умело балансируют между актуальностью и традиционностью, китчем и стилем.

Удивительно, что после землетрясения 11 марта 2011 года в Японии 16-летний мальчик, который в течение девяти дней находился в ловушке под обломками своего дома и был спасен, на вопрос журналиста о мечтах на будущее ответил: “я хочу стать художником”.

Предыдущая статья: Расклады на работу: аркан в прямом положении Следующая статья: Характеристика мужчин и женщин Тельцов, рождённых в год Крысы