Михаил зощенко мастер коротких сатирических рассказов егэ. Михаил зощенко - писатель, сатирик, драматург. За что осудили Зощенко

Министерство образования РФ

Муниципальное образовательное учреждение

Средняя общеобразовательная школа «Дневной пансион-84»

с углубленным изучением отдельных предметов

Кировского района г. Самары

Реферат по литературе

Особенности отображения действительности 20х-30х г.г.

в сатирических рассказах Михаила Зощенко.

Выполнила: Кабайкина Мария,

ученица 11а класса

Руководитель: Корягина Т.М.,

учитель русского языка и литературы

Самара, 2005
Содержание.

Введение …………………………………………………………………………………………3

Глава 1. Художественный мир Михаила Зощенко.

1.2. Тематика и проблематика рассказов ……………...…………..………………………7

1.3. Двадцатые годы глазами героев Михаила Зощенко...……………………………...10

Глава 2. Художественное своеобразие рассказов Михаила Зощенко.

2.1. Особенности механизма смешного в творчестве писателя...………………..….13

2.2. Роль предметной детали в показе ущербности отношений между мужчиной и женщиной……………………………………………...………………………………. 15

2.3. Языковые особенности рассказов ……..…………………..……………...……...19

Заключение .………………………………………………………………………………….20

Библиография .………………………………………………………………………………..21

Приложение За что осудили М. Зощенко. ………………………………………………...22Введение

Актуальность.

Произведения Михаила Зощенко современны своей проблематикой и системой образов. Писатель беззаветно любил свою страну и поэтому болел душой за всё, что происходило в ней в послереволюционные годы. Сатира Зощенко направлена против пороков общества: мещанства, обывательщины, социального чванства, бескультурья, воинствующей безграмотности, примитивности мышления.

Некоторые сюжеты рассказов в какой-то мере повторяются в современной жизни. Именно это делает рассказы актуальными в настоящее время.

Проблема исследования.

Автор данной работы рассмотрел следующие проблемы: образ рассказчика и позицию автора в сатирических рассказах М. Зощенко 20-30-х гг., видение героем окружающей действительности, тематику и проблематику рассказов, способ отображения характера героя с помощью разнообразных художественных средств.

Объект исследования.

Сборники рассказов Михаила Зощенко, критические статьи, посвящённые творчеству писателя, суть поднятых проблем.

Цель.

Цель данной работы – выявить наиболее характерные для писателя способы отображения действительности послереволюционного времени в России.

Задачи.

Проследить, как и с помощью каких приемов автор изображал типичного советского человека, его характер мыслей, поступки, идеологию, видение «нового времени».

Глава 1. Основные черты, характерные для творчества М. Зощенко.

Зощенко - один из первых писателей советского времени, который в качестве рассказчика выбрал самого себя, практически во всех его произведениях присутствует он сам, как мне кажется, это происходит потому, что автор всегда был человеком «от народа», его волновало всё, что происходит с его героями и с обществом в целом, поэтому он не мог, не хотел оставаться «за кадром». Писатель ищет и находит своеобразную интонацию, в которой слились воедино лирико-ироническое начало (оно является неотъемлемой частью творчества Михаила Михайловича) и интимно-доверительная нотка, устраняющая всякую преграду между рассказчиком и читателем-слушателем. Важно отметить, что время делало своё: образ героя-рассказчика, как и творчество писателя, тоже менялся, сначала это был герой-рассказчик, непосредственный участник действия, в рассказах более позднего времени повествование вовсе «обезличено», менялись герои-повествователи, стирались различия между ними, характерные личностные черты исчезали напрочь, но не утрачивалась сама форма сказового повествования, благодаря которой создаётся «домашняя» атмосфера, хотя присутствуют массовые обращения к народу и автор настолько приближен к читателю-слушателю, что хочется слушать его бесконечно.

В зощеновских рассказах, построенных в форме сказа, можно выделить две главные разновидности. В одних персонаж совпадает с рассказчиком, в том числе фабульно: герой рассказывает о себе, сообщает подробности о своей среде и биографии, комментирует свои поступки и слова («Кризис», «Баня» и др.). В других – сюжет отделён от рассказчика, рассказчик - не главный герой, а лишь наблюдатель описываемых событий и поступков.

Повествователь связан с лицом, о котором идёт речь (с персонажем), биографически (товарищ или родственник) или идейно (собрат по классу, по убеждениям и психологии), явно сочувствует своему персонажу и «переживает» за него. По существу, рассказчик в большинстве произведений Зощенко – это одно и то же лицо, предельно близкое своим персонажам, человек, обладающий достаточно низким уровнем культуры, примитивным сознанием, стремящимся осмыслить всё происходящее с точки зрения пролетария, представителя основного социального класса, а также заодно и жителя густонаселённой коммунальной квартиры, с её мелкими дрязгами и уродливым, на нынешний читательский взгляд, бытом.

Постепенно в творчестве Зощенко индивидуальные черты рассказчика становятся всё более расплывчатыми, условными, исчезает мотивировка знакомства рассказчика с событиями, о которых он повествует, так, например, в рассказе «Нервные люди» вся предыстория ограничивается фразой «Недавно в нашей коммунальной квартире драка произошла». Вместо биографически-определенного рассказчика (своего рода персонажа) у Зощенко появляется безликий, с сюжетной точки зрения, повествователь, близкий к традиционному образу автора, изначально знающему всё о своих героях. Однако при этом повествование сохраняет форму сказа, хотя первое лицо может появляться в нём редко; не утрачивается и общее впечатление причастности повествователя к быту героев, к их жизненному и идейно-психологическому миру, ощущение его единства с ними.

Писателем достигается поразительный эффект: ему удаётся до предела сократить смысловую дистанцию, отделяющую автора от героя и близкого ему читателя, как бы раствориться в мире своих героев и читателей-слушателей. Отсюда и фантастическая любовь к Зощенко читателей, являющихся прототипами, а может, уже отдалённо напоминающих героев его произведений, и осуждение критиков, желающих видеть дистанцию между автором и его персонажами (прямую оценку негативных явлений, противопоставление отрицательным типажам положительных примеров, обличительный и гневный пафос). Автор как бы сливался со своими героями, отождествлялся с ними, что имело для самого Зощенко далеко идущие последствия. На первый взгляд легкомысленные и даже иногда фривольные рассказы и новеллы Михаила Зощенко не оставили равнодушными множество критиков-современников, которые наперебой принялись осуждать творчество писателя, его видение проблем, стиль и характер произведений. Так, например, в Литературной энциклопедии 1920-1930-х годов автор статьи Н. Светлов прямо писал: «Основной комический приём Зощенко - пёстрый и ломаный язык, которым говорят и герои его новелл, и сам автор-рассказчик. <…> Высмеивая своих героев, Зощенко как автор никогда не противопоставляет им себя и не подымается выше их кругозора. Один и тот же шутовской сказ окрашивает не только все без исключения новеллы Зощенко, но и его авторские предисловия, и его автобиографию. Анекдотическая легковесность комизма, отсутствие социальной перспективы отмечают творчество Зощенко мелкобуржуазной и обывательской печатью» . В том же духе писали и другие критики, и следует отметить, что каждая последующая публикация критиков приобретала всё более жёсткий характер и явно выражала крайнюю неприязнь к писателю-обывателю, оскверняющему не только «счастливый» быт простого человека, но и сеющему сомнение в уме пролетария.

Опасный смысл этой тенденции понимал и сам Зощенко, писавший: «Критика стала смешивать художника с его персонажами. Настроения персонажей <…> отождествлялись с настроениями писателя. Это была вопиющая ошибка » .

И, тем не менее, единство персонажей и повествователя – принципиальная установка в творчестве писателя. Автор хочет продемонстрировать такого повествователя, который не только никак не отделяет себя от героя, но и гордится своим родством с ним, своей идейной, биографической, психологической, а также бытовой близостью к нему.

1.2. Тематика и проблематика рассказов.

На что же направлена сатира М. Зощенко? По меткому определению В. Шкловского, Зощенко писал о человеке, который «живёт в великое время, а больше всего озабочен водопроводом, канализацией и копейками. Человек за мусором не видит леса» . Зощенко увидел своё назначение в том, чтоб решить задачу – открыть пролетарию глаза. Это и стало впоследствии великим литературным достижением этого писателя. В своей статье «О себе, о критиках и о своей работе» Михаил Зощенко говорит о том, что он – пролетарский писатель, вернее, он пародирует своими вещами того воображаемого, но подлинного пролетарского писателя, который существовал бы в теперешних условиях жизни и в теперешней среде. Зощенко пишет: «Темы моих рассказов проникнуты примитивной философией, которая как раз по плечу моим читателям» . Этот писатель недалеко ушёл от родившей и выдвинувшей его среды. Всё, чем вооружены его герои, – это та самая «наивная философия», представляющая «адскую смесь» политической демагогии и примитивного стяжательства, узость обывательского кругозора и претензии всемирного «гегемона», мелочность и склочность интересов, воспитанных на коммунальной кухне.

Зощеновский «пролетарский писатель» разоблачает себя, он открыто даёт понять, что его творчество - это пародия на писателей-пролеткультовцев, которые стремились преподнести народу перфектную идеологию мысли и трафарет поведения «истинного пролетария», «настоящего гражданина великой страны». Именно эта пародийность, а, заметьте, не подражание, делают творчество автора крайне комичным, парадоксальным и провокационным, выявляет полнейшую несостоятельность претензий идеологов мысли и рапповцев на первое место в литературе, а их героев из рабочего класса – на руководящую роль в обществе. Этот необычайный и уникальный литературно-психологический приём, разработанный и обоснованный самим писателем, Зощенко называл «перестройкой читателей».

«…Я стою за перестройку читателей, а не литературных персонажей, - отвечал Зощенко своим корреспондентам в печати. – И в этом моя задача. Перестроить литературный персонаж – это дёшево стоит. А вот при помощи смеха перестроить читателя, заставить отказаться от тех или иных мещанских и пошлых навыков – вот это будет правильное дело писателя » .

Темы его рассказов – неустроенный быт, кухонные разборки, жизнь бюрократов, обывателей, чиновников, комичные жизненные ситуации не только в доме героя, но и в присутственных местах, где персонаж показывает себя «во всей красе», причём, он убеждён в своей правоте, т.к. является простым честным человеком, на котором «держится вся страна». Зощенко ничем не уступает маститым писателям русской литературы. Он мастерски описывает среду жизни людей 20-30-х годов, мы видим коммуналки, тесные общие кухни с чадящими примусами. Ругань и драки – нередкое явление зощеновских произведений. В рассказе «Нервные люди» ругаются соседи на кухне коммуналки; один из жителей самовольно воспользовался личной тёркой другого жильца, тот готов разорвать своего соседа и возмущённо кричит: «Я на предприятии вкалываю ну ровно слон за свои 65 рублей и нипочём не позволю пользовать моё имущество!»

Писатель-сатирик описывает каждую «пошлую мелочь», которая может вывести из равновесия обычного пролетария. Читатель и по сей день смеётся вместе с Зощенко над беспечными женихами, готовыми жениться, даже не рассмотрев толком невесту, или же принимающих во внимание абсурдные, на современный взгляд, условия. Так, например, в рассказе «Жених» несколько дней назад овдовевший Егорка Басов выбирает себе невесту исключительно для работы в огороде, т.к. «время было горячее - косить, носить и хлеб собирать», а жена героя удружила – померла не вовремя. Уже погрузив на телегу бабочкин скудный скарб, он вдруг замечает, что невеста прихрамывает, и нерадивый жених тут же отказывается от женитьбы, объясняя это тем, что время горячее, а она воду понесёт – расплескает всё.

Недолго думая, он скидывает на землю перину «невесты», а пока та подбирала своё имущество, Егорка Басов поскорей уехал прочь.

Вот так герои Зощенко видят для себя препятствия в каждой мелочи, и эта мелочность всех пролетариев удручает, заставляет задуматься: для чего же всё-таки пролилось столько крови в революциях, ведь всё равно суть человека осталась прежней?

Сатира, словно прожектор, высвечивает и показывает всем все недостатки, пороки общества. «Новые люди» Зощенко – это обычные люди, каких много вокруг: в перенаселённой коммунальной квартире, в магазинной очереди, в трамвае, в бане, театре, везде. «…Я взял если не типичного обывателя, то, во всяком случае, человека, которого можно найти во множестве. Эти люди обезличены долгой жизнью в унизительных условиях, при этом они не всегда осознают причину своей обезличенности».

Итак, в рассказах М. Зощенко просматривается с одной стороны, низкий уровень культуры, сознания, морали героев, хамоватость, нахрапистость завоевателя; с другой – вдалбливание в сознание средствами коммунистической пропаганды и агитации чувства классового превосходства над «аристократами» и «буржуями», интеллигенцией, убеждённость в своей пролетарской «чистопородности», которая автоматически делает человека выше, лучше.

В этом – одно из основных противоречий времени, определяющих проблематику рассказов Зощенко.

«Новый человек» до мозга костей проникся новой жизнью, он считает себя неотъемлемой частью этого мира, но, по сути, оказывается новым лишь по форме, с чисто внешней стороны, но изнутри он остаётся прежним, мало чем изменившимся, ничего не понимающим в политике, зато активно включенным в общественные отношения – резко политизированные, наполненные пафосом, агитационные. Произошло разрушение прошлых устоявшихся в дореволюционное время ценностей и норм.

Герои таких рассказов, как «Богатая жизнь», «Жертва революции», «Аристократка», «Нервные люди», «Пациентка», «Хозрасчёт», «Рабочий костюм», «Прелести культуры», «Монтёр», - люди недалёкие, не очень грамотные, лишённые определённых нравственных и политических устоев, идейных принципов. Люди эти – граждане новой России, втянутые революцией в водоворот истории, ощутившие свою причастность к ней, добровольно быстро усвоили все практические выгоды и социальные последствия своего нового, классово-привилегированного положения «трудящихся», «простых людей» из низов, «новых людей», представляющих советское общество.

1.3. Двадцатые годы глазами героев Михаила Зощенко.

Жизнь общества двадцатых годов прошлого века можно изучать по произведениям Михаила Зощенко, пестрящим разнообразием характеров, образов, сюжетов. Автор считал, что его книги должны быть понятны самому народу, поэтому писал простым языком, языком улиц, коммунальных квартир, обывателей. «…Зощенко заставляет увидеть за автором некое новое литературное право – говорить «от себя», но не своим голосом». Автор, как художник, тщательно вырисовывает действительность 20-х годов. В юмористических рассказах Зощенко читатель может ощутить «…подспудную печаль, едва уловимый намёк на присутствие философствования о жизни, появившийся в неожиданной и непривычной форме ».

Зощенко четко подмечает пережитки старого строя. Сознание людей невозможно изменить сразу. Зощенко иногда работал в совхозе, сталкивался с тем, что крестьяне принимали его за барина, низко кланялись и даже целовали руки. И это случалось уже после революции. Крестьянская масса до сих пор четко не представляла себе, что такое революция, не была образованной и продолжала жить по-старому.
Часто люди в революции видели вседозволенность, безнаказанность за совершённые поступки. В рассказе «Тормоз Вестингауза» «малость окосевший» герой хвалится, что в силу его происхождения ему все с рук сойдет. Он срывает тормоз поезда, но машина не останавливается. Герой приписывает такую безнаказанность исключительности своего происхождения. «… Пущай публика знает, - происхождение очень отличное». На самом деле герой остается безнаказанным, так как тормоз неисправен.
Простому народу трудно увидеть всю историческую значимость революционных событий. Например, Ефим Григорьевич в рассказе « Жертва революции» воспринимает это масштабное событие через призму натертых полов. «Натер я им (графу – О.М.) полы, скажем, в понедельник, а в субботу революция произошла…». Ефим Григорьевич спрашивал у прохожих, что случилось. Те отвечали, что «Октябрьская революция. Он бежит по военному городку с тем, чтобы сообщить графу, что часики Ефим Григорьевич положил в кувшин с пудрой».

Зощенко отмечал, что революция простыми людьми не осознавалась как эпохальное событие. Для Ефима Григорьевича важнее его личные переживания, никак с событиями перемен в стране не связанные. О революции он говорит мимоходом, вскользь. Она «…сужается до размеров ничем не примечательного, едва нарушившего ритм жизни события». И только потом герой горделиво причисляет себя к общей массе людей, принимавших непосредственное участие в революции.

Зощенко пытался проникнуть в жизнь и сознание простого человека. Инертность человеческой природы стала главным объектом творчества писателя. Социальный круг был велик: рабочие, крестьяне, служащие, интеллигенты, нэпманы и «бывшие». Зощенко разоблачает особый тип сознания, мещанский, который не определяет сословие, а становится нарицательным для всех. В сцене в вагоне («Гримаса НЭПА») отражен отсвет широкого общественного движения 20-х годов за выполнение норм «Кодекса труда». Видя грубую эксплуатацию старухи, люди в вагоне понимают, что нарушена норма в отношении «старослужащего человека». Но когда оказывается, что оскорбляемая старуха «всего-навсего преподобная мамаша», ситуация меняется. Обидчик становится обвинителем, ссылаясь на «Кодекс труда». Этот документ служит для прикрытия хамства и цинизма. Взятый вне официальных рамок мир утрачивает свое значение.
Персонажам Зощенко свойственно самодовольное чувство причастности к событиям века. «Даже вот когда в эпоху военного коммунизма НЭП вводили, я не протестовал. НЭП так НЭП. Вам видней». («Прелести культуры») . Зощеновский «маленький человек» в рамках новой культуры уже не считает себя таковым, а говорит, что он средний. Ему свойственно горделивое отношение к делу, причастность к эпохе. «Мало ли на свете делов у среднего человека!» - заявляет он. Глубоко скрытый морализм писателя за его скрытыми сатирическими сюжетами показывает стремление автора к реформации нравов в новых условиях. Он затрагивает проблему гибели человеческого в человеке. Теперь человек новой эпохи чувствует себя выше «буржуев», отпрысков старого мира. Но внутренне он остается прежним, с его пороками, жизненными победами и неудачами. Идеология большевизма воспевала среднего рабочего, видела в нём опору мира, и поэтому маленькие, казалось бы, люди, заявляют о себе гордо, не из-за личных заслуг, а прикрываясь идеологией. «Если собрать все сатирические рассказы писателя 20-х годов в одно повествование, перед взором читателя предстанет картина общественного разложения, распада всех связей, извращение принципов и ценностей, деградация человека под влиянием бесчеловечных условий и событий» .
Зощенко подвергался нападкам со стороны властей и подчинённых им писателей. Многие критики 20-х годов видели в зощеновском человеке героя старого времени, необразованного, себялюбивого, скупого, наделенного всеми людскими пороками, которые свойственны только людям старой культуры. Другие же считали, что Зощенко воплощает то, как жить не следует, что человеку на пути построения коммунизма мешает его мещанская природа.

Автор обращается к общечеловеческим темам, разоблачает пошлость, низость поступков людей. Произведения Зощенко отражают быт людей, их взаимоотношения, повседневные нужды, осознание новой действительности. Так, зощеновский человек живет в недостойных для него условиях, автор часто подчеркивает бедность быта обывателей. Неустроенность быта людей наблюдается во всем. В рассказе «Любовь» автор делает акцент на неспособность маленького человека с его мещанским сознанием испытывать высокое чувство.

Глава 2. Художественное своеобразие рассказов Михаила Зощенко.

2.1. Особенности механизма смешного в творчестве писателя.

Главным открытием прозы Зощенко были его герои, люди самые обыкновенные, неприметные, не играющие, по грустно-ироническому замечанию писателя, «роли в сложном механизме наших дней» . Эти люди далеки от понимания причин и смысла происходящих перемен, не могут в силу своих привычек, взглядов, интеллекта приспособиться к складывающимся отношениям между обществом и человеком, между отдельными людьми, не могут привыкнуть к новым государственным законам и порядкам. Поэтому попадают в нелепые, глупые, а порой тупиковые ситуации, из которых самостоятельно выбраться не могут, а если им это всё-таки удаётся, то с большими моральными и физическими потерями.

Древнегреческий философ Платон, демонстрируя своим ученикам, как ведёт себя человек под влиянием тех или иных жизненных обстоятельств, брал марионетку и дёргал за нити, и она принимала неестественные позы, становилась уродливой, жалкой, смешной. Зощеновские персонажи, подобны этой марионетке, а быстро изменяющиеся обстоятельства (законы, порядки, общественные отношения и др.) к которым они не могут приспособится и привыкнуть, суть нити, делающие беззащитными или глупыми, жалкими или безобразными, ничтожными или спесивыми. Всё это вызывает комический эффект, а в сочетании с просторечьями, жаргонизмами, словесными каламбурами и ляпусами, специфическими зощеновскими словечками и выражениями («аристократка мне и не баба вовсе, а гладкое место», «мы за дырками не приставлены», «что пардон, то пардон», «извольте видеть» и др.) вызывают в зависимости от их концентрации улыбку или смех, которые должны, по замыслу писателя, помочь человеку понять, что «хорошо, что плохо, а что посредственно».

Что же это за обстоятельства (нити), которые так безжалостны к героям Зощенко? В рассказе «Баня» - это порядки в городском коммунальном хозяйстве, основанные на пренебрежительном отношении к простому человеку, который может позволить себе ходить только в «обыкновенную» баню, где за вход берут «гривенник». В такой бане «дают два номерка. Один за бельё, другой за пальто с шапкой. А голому человеку куда номерки девать?» Вот и приходится посетителю привязывать «к ногам по номерку, чтобы не враз потерять». И неудобно посетителю, «номерки по пяткам хлопают – ходить скучно», выглядит он смешно и глупо, но что остаётся делать… «не ехать же… в Америку».

В рассказах «Медик» и «История болезни» - низкий уровень медицинского обслуживания. Что остаётся делать больному, как не обращаться к знахарю, если ему угрожает встреча с врачом, который «операцию погаными руками произвёл», «с носа очки обронил в кишки и найти не может» («Медик»)? В «Истории болезни» больной вынужден мыться в ванне со старухой, так как медсестра объясняет подобное тем, что у этой старухи высокая температура, и она ни на что не реагирует.

В миниатюре «Кошка и люди» жильцы вынуждены жить в квартире с печкой, от которой «семья всегда угорает». Где искать управу на «чёртов жакт», который «починку производить отказывается. Экономит. Для очередной растраты»?

Персонажи М. Зощенко, как послушные марионетки, безропотно подчиняются обстоятельствам. Будучи оптимистом, Зощенко надеялся, что его рассказы сделают людей лучше, а те, в свою очередь, - общественные отношения. Оборвутся «нити», делающие человека похожим на бесправную, жалкую, духовно убогую марионетку.

Всё, что так смешно читателю, на самом деле грустно, и порой кажется беспросветным, но автор надеется, что через сатиру, резкие ремарки и характеристики сможет направить людей на улучшение себя самих и мира вокруг.

2.2. Роль предметной детали в показе ущербности отношений между мужчиной и женщиной.

М. Зощенко писал много и о любви, в «Голубой книге» этой теме посвящён целый раздел, но и в некоторых сатирических рассказах, не вошедших в него, тоже можно проследить линию любовных отношений между мужчиной и женщиной. Автор не забывает, что даже когда наступило «новое время», когда Россия встала на «великий путь коммунизма», персонаж, как и прежде, нуждается в возвышенных чувствах, таких, какие воспевались в сентиментальных любовных романах. Но вдруг оказывается, что простой пролетарий не способен на подобные чувства, хотя сам этого не осознаёт.

В начале рассказа обычно автор представляет читателю некую идиллию: двое любящих или симпатизирующих друг другу людей пытаются завязать романтические отношения, главный герой демонстрирует избраннице красивые чувства, благие намерения, способность к самопожертвованию, но как только герои встречают на своём пути какие-либо мелкие, по сути даже ничтожные помехи, любовная дымка рассеивается, и персонаж демонстрирует всем своё невежество и убогость чувств. Причём вся трагедия заключается в том, что герой не осознаёт этого, он уверен, что являет собой образец «нового человека», а на самом деле он ущербный «субъект», с неискоренимыми никакой новой идеологией мелкобуржуазными замашками. Так, в рассказе «Любовь» герой Вася Чесноков идёт провожать после вечеринки молодую особу, влюблённый до безумия Вася желает предоставить Машеньке доказательства своих нежных чувств к ней: «Вот скажите, лягте, Вася Чесноков, на трамвайный путь и лежите там до первого трамвая, я, ей Богу, лягу! Потому как испытываю к вам самые нежные чувства». Машенька смеётся, а он продолжает: «Вот вы смеётесь и зубки скалите, а я всё равно вас очень, так сказать, обожаю. Вот прикажите только, прыгни, Вася Чесноков, с моста, я ведь и впрямь прыгну!». Вася подбежал к перилам и сделал вид, что лезет. Но тут вдруг появляётся тёмная фигура, которая подходит к парочке и, угрожая, заставляет Васю отдать пальто и ботинки. Деваться герою некуда, но при этом некогда самоотверженный «рыцарь» начинает бормотать: «…у ей и шуба, и калоши, а я раздевайся…». После того, как грабитель скрылся, Вася оставил девушку, при этом гневно заявив: «Я же её и провожай, я же и имущества лишайся!…». Благодаря этому диалогу автор достигает свойственного ему трагикомического эффекта.

Повесть "О чем пел соловей" представляет тонко пародийно стилизованное произведение, излагающее историю объяснений и томления двух жарко влюбленных героев. Не изменяя канонам любовной повести, автор посылает испытание влюбленным, хотя и в виде детской болезни (свинки), которой неожиданно тяжело заболевает Былинкин. Герои стоически переносят это грозное вторжение рока, их любовь становится еще прочнее и чище. Они много гуляют, взявшись за руки, часто сидят над обрывом реки с несколько несолидным названием – Козявка.

А чем объясняется печальный итог в повести "О чем пел соловей"? У Лизочки не оказалось мамашиного комода, на который так рассчитывал герой. Вот тут-то и вылезает наружу «мурло мещанина», которое до этого - правда, не очень искусно - прикрывалось «галантерейным» обхождением.

Зощенко пишет великолепный финал, где выясняется истинная стоимость того, что вначале выглядело трепетно-великодушным чувством. Эпилогу, выдержанному в элегических тонах, предшествует сцена бурного скандала.

В структуре стилизованно-сентиментальной повести Зощенко проступают едко саркастические вкрапления. Они придают произведению сатирический колорит, причем, в отличие от рассказов, где Зощенко открыто, смеется, здесь писатель, пользуясь формулой Маяковского, улыбается и издевается. При этом его улыбка чаще всего грустно-печальная.

Именно так строится эпилог повести "О чем пел соловей", где автор наконец-то отвечает на вопрос, поставленный в заглавии. Как бы возвращая читателя к счастливым дням Былинкина, писатель воссоздает атмосферу любовного экстаза, когда разомлевшая "от стрекота букашек или пения соловья" Лизочка простодушно допытывается у своего поклонника:

Вася, как вы думаете, о чем поет этот соловей?

На что Вася Былинкин обычно отвечал сдержанно:

Жрать хочет, оттого и поет".

Своеобразие "Сентиментальных повестей" не только в более скудном введении элементов собственно комического, но и в том, что от произведения к произведению нарастает ощущение чего-то недоброго, заложенного, кажется, в самом механизме жизни, мешающего оптимистическому ее восприятию.

Ущербность большинства героев "Сентиментальных повестей" в том, что они проспали целую историческую полосу в жизни России и потому, подобно Аполлону Перепенчуку ("Аполлон и Тамара"), - Ивану Ивановичу Белокопытову ("Люди") или Мишелю Синягину ("М.П. Синягин"), не имеют будущего. Они мечутся в страхе по жизни, и каждый даже самый малый случай готов сыграть роковую роль в их неприкаянной судьбе. Случай приобретает форму неизбежности и закономерности, определяя многое в сокрушенном душевном настрое этих героев.

Фатальное рабство мелочей вытравляет человеческие начала у героев повестей "Коза", "О чем пел соловей", "Веселое приключение". Нет козы - и рушатся устои забежкинского мироздания, а вслед за этим гибнет и сам Забежкин. Не дают мамашиного комода невесте - и не нужна сама невеста, которой так сладко пел Былинкин. Герой "Веселого приключения" Сергей Петухов, вознамерившийся сводить в кинематограф знакомую девицу, не обнаруживает нужных семи гривен и из-за этого готов прикончить умирающую тетку. В рассказе «Любовь» автор делает акцент на неспособность маленького человека с его мещанским сознанием испытывать высокое чувство. Отношения с родственниками и друзьями также складываются на основе мещанской выгоды.

Художник рисует мелкие, обывательские натуры, занятые бессмысленным коловращением вокруг тусклых, линялых радостей и привычных печалей. Социальные потрясения обошли стороной этих людей, называющих свое существование "червяковым и бессмысленным". Однако и автору казалось порою, что основы жизни остались непоколебленными, что ветер революции лишь взволновал море житейской пошлости и улетел, не изменив существа человеческих отношений.

2.3. Языковые особенности рассказов.

Рассказы М. Зощенко 20-х годов разительно отличаются от произведений других известных авторов как его современников и предшественников, так и более поздних. И основное отличие состоит в том неповторимом, можно сказать, уникальном языке, который писатель использует не для прихоти и не потому, что так произведения приобретают наиболее нелепую, свойственную сатире окраску. Большинство критиков негативно отзывались о творчестве Зощенко, и во многом причиной тому был ломаный язык.

«Обычно думают, - писал он в 1929 году, - что я искажаю "прекрасный русский язык", что я ради смеха беру слова не в том значении, какое им отпущено жизнью, что я нарочно пишу ломаным языком для того, чтобы посмешить почтеннейшую публику.

Это неверно. Я почти ничего не искажаю. Я пишу на том языке, на котором сейчас говорит и думает улица. Я говорю - временно, так как я и в самом деле пишу так временно и пародийно» .

Писатель старается создать как можно более комичный персонаж с помощью нелепых, на наш взгляд, оборотов, неправильно произнесённых и употреблённых в совершенно не подходящем контексте слов, ведь главной фигурой творчества Зощенко является мещанин, малообразованный, тёмный, с мелкими, пошлыми желаниями и примитивной жизненной философией.

Комического эффекта Зощенко часто достигает обыгрыванием слов и выражений, почерпнутых из речи малограмотного мещанина, с характерными для нее вульгаризмами, неправильными грамматическими формами и синтаксическими конструкциями ("плитуар", "окромя", "хресь", "етот", "в ем", "брунеточка", "пельсинные корки, с коих блюёшь сверх меры", "для скусу", "хучь плачь", "собачка системы пудель", "животная бессловесная", "у плите" и т.д.).

Одной из характерных черт в сатире Зощенко было использование его героями иностранных слов, о значении которых, они, герои, конечно, только догадывались, в силу своего узкого кругозора. Так, например, в рассказе «Жертва революции» бывшая графиня билась в истерике из-за пропажи золотых часиков, часто употребляла французское выражение comme ci comme ca, что в переводе означает «так себе», причём было оно совершенно неуместно, что придавало диалогу комический и нелепый смысл:

Ах, - говорит, - Ефим, комси-комса, не вы ли спёрли мои дамские часики, обсыпанные брильянтами?

Что вы, - говорю, - что вы, бывшая графиня! На что, - говорю, - мне дамские часики, если я мужчина! Смешно, - говорю. - Извините за выражение.

А она рыдает.

Нет, - говорит, - не иначе, как вы спёрли, комси-комса.

Причём, важно также отметить, что герои произведений, даже несмотря на своё более или менее знатное происхождение, сочетают жаргон с напускными манерами. Зощенко тем самым указывает на невежество, которое уже нет надежды искоренить в этом поколении.

Некоторые писатели пытались писать «под Зощенко», но они, по меткому выражению К. Федина, выступали просто как плагиаторы, снимая с него то, что удобно снять, – одежду. Однако они были далеки от постижения существа зощеновского новаторства в области сказа.

Зощенко сумел сделать сказ очень емким и художественно выразительным. Герой-рассказчик только говорит, и автор не усложняет структуру произведения дополнительными описаниями тембра его голоса, его манеры держаться, деталей его поведения.

Многие фразы М. Зощенко стали крылатыми, поклонники его творчества, а также те, которые просто видели известнейшую экранизацию его рассказов «Не может быть», используют столь своеобразные и ёмкие фразы и в обыденной жизни.

Тем не менее, такой непривычный и ломаный язык является лишь вспомогательным средством, внешней косметической оболочкой его произведений. Постепенно писатель уйдёт от выбранной им манеры описания действия с помощью ярких речевых, неправильно построенных оборотов и неграмотного искажённого языка. Зощенко понимал, что за острой сатирой, за нагромождёнными пошлыми, мещанскими фразовыми оборотами не видно сути, злободневности и угрозы той проблемы, которая действительно волнует автора

В середине 30-х годов писатель заявлял: "С каждым годом я все больше снимал и снимаю утрировку с моих рассказов. И когда у нас (в общей массе) будут говорить совершенно изысканно, я, поверьте, не отстану от века"» .

Заключение

Творчество Михаила Зощенко - самобытное явление в русской советской литературе. Писатель по-своему увидел некоторые характерные процессы современной ему действительности, вывел под слепящий свет сатиры галерею персонажей, породивших нарицательное понятие "зощеновский герой". Находясь у истоков советской сатирико-юмористической прозы, он выступил создателем оригинальной комической новеллы, продолжившей в новых исторических условиях традиции Гоголя, Лескова, раннего Чехова. Наконец, Зощенко создал свой, совершенно неповторимый художественный стиль.

Основные черты, характерные для его творчества 20х-30х г.г., - это доверительная нотка, присутствующая в каждом его произведении, читатель всегда ощущает близость автора, который в свою очередь, уважает и любит своего читателя. Жизнь простых людей описана в его рассказах и новеллах детально, по его героям можно судить не только о времени, в которое они жили, но и об их мышлении. Быт – ограниченное пространство для ограниченного пролетария, который ещё не понял всю значимость революций ХХ века, не желает вырваться на свободу, стать лучше, взглянуть на свои поступки со стороны вместо того, чтоб повсеместно пытаться кулаками и бранью доказать свою значимость.

Зощенко знал, кто его читатель, поэтому он не желал описывать чуждую народу обстановку, невероятные ситуации и неординарных людей, всё его творчество насквозь пронизано желанием сблизится с читателем, войти к нему в доверие, для этого он использует жаргонные выражения и непосредственное общение с читателем в форме сказа. Одну из главных задач своего творчества он видит в том, чтоб высветить как прожектором все недостатки человека, всю ущербность мировоззрения, неспособность на высокие чувства и самопожертвование. Рабство мелочей не дает возможности героям почувствовать себя счастливыми, несмотря на «неидеальную систему», она ставит их в тупик, не давая развиваться и меняться в лучшую сторону. А обрамляет всё это мелкобуржуазное мышление экспрессивная, с ярким негативным оттенком, порой бранная характеристика героев, претендующих на звание основного избранного класса.

Автор старается донести до читателя всё, что он видел вокруг, за что переживал и желал исправить, хотел повлиять на мир вокруг него в отдельно взятой любимой стране, но понимал, что должно пройти гораздо больше времени, чем те десять минут, которые требуются для прочтения его сатирического рассказа.

Библиография

1. Белая Г. А. Закономерности стилевого развития советской прозы. М., Наука, 1977.

2. Зощенко М. О себе, о критиках и о своей работе. - В кн.: Михаил Зощенко. Статьи и материалы. Л., Academia, 1928.

3. Зощенко Михаил. 1935-1937. Рассказы. Повести. Фельетоны. Театр. Критика. Л., ГИХЛ, 1940.

4. Каган Л. Зощенко. Литературная Энциклопедия. М.,1930, Т. 4.

5. Федин К. Писатель. Искусство. Время. М. Современный писатель, 1973.

6. Шнейберг Л. Я., Кондаков И. В. От Горького до Солженицына. «Маленький человек» как зеркало советской действительности., Высшая школа, 1994.

Приложение

За что осудили Зощенко.

Во время единственной продолжительной встречи писателя Юрия Нагибина с Михаилом Зощенко зашел разговор о том, почему для разгрома Михаила Михайловича выбирали самые безобидные вещи вроде милого детского рассказа "Приключения обезьяны". Далее произошел следующий диалог. Зощенко:
"А никаких "опасных" вещей не было. Сталин ненавидел меня и ждал случая, чтобы разделаться. "Обезьяна" печаталась и раньше, никто на нее внимания не обратил. Но тут пришел мой час. Могла быть и не "Обезьяна", а "В лесу родилась елочка" - никакой роли не играло. Топор навис надо мной с довоенной поры, когда я опубликовал рассказ "Часовой и Ленин". Но Сталина отвлекла война, а когда он немного освободился, за меня взялись".
Нагибин:
"А что там криминального?"
Зощенко:
"Вы же говорили, что помните наизусть мои рассказы".
Нагибин:
"Это не тот рассказ".
Зощенко:
"Возможно. Но вы помните хотя бы человека с усами"?
Нагибин:
"Который орет на часового, что тот не пропускает Ленина без пропуска в Смольный?"
Зощенко кивнул:
"Я совершил непростительную для профессионала ошибку. У меня раньше был человек с бородкой. Но по всему получалось, что это Дзержинский. Мне не нужен был точный адрес, и я сделал человека с усами. Кто не носил усов в ту пору? Но усы стали неотъемлемым признаком Сталина. "Усатый батька" и тому подобное. Как вы помните, мой усач - бестактен, груб и нетерпелив. Ленин отчитывает его, как мальчишку. Сталин узнал себя - или его надоумили - и не простил мне этого".
Нагибин:
"Почему же с вами не разделались обычным способом?"
Зощенко:
"Это одна из сталинских загадок. Он ненавидел Платонова, а ведь не посадил его. Всю жизнь Платонов расплачивался за "Усомнившегося Макара" и "Впрок", но на свободе. Даже с Мандельштамом играли в кошки-мышки. Посадили, выпустили, опять посадили. А ведь Мандельштам в отличие от всех действительно сказал Сталину правду в лицо. Мучить жертву было куда интереснее, чем расправиться с ней".
В заключение беседы Нагибин подал полезный, но несколько запоздалый совет:
"А вы написали бы просто "какой-то человек".
Зощенко:
"Это никуда не годится. Каждый человек чем-то отмечен, ну и отделите его от толпы. Плохие литераторы непременно выбирают увечье, ущерб: хромой, однорукий, кособокий, кривой, заика, карлик. Это дурно. Зачем оскорблять человека, которого вовсе не знаешь? Может, он и кривой, а душевно лучше вас".
В посмертном двухтомнике М. Зощенко усатый грубиян все-таки превратился в "какого-то человека". Таким нехитрым образом редактор защитил Сталина (уже покойного и осужденного за культ личности) от "клеветнических инсинуаций".

Русские писатели-сатирики в 20-е годы отличались особенной смелостью и откровенностью своих высказываний. Все они являлись наследниками русского реализма XIX века.

Популярности М. Зощенко в 20-е годы мог позавидовать любой маститый писатель в России. Но его судьба сложилась в дальнейшем сурово: ждановская критика, а далее - долгое забвение, после которого вновь последовало «открытие» этого замечательного писателя для российского читателя. О Зощенко начали упоминать как о писателе, пишущем для развлечения публики. Известно, что многие недоумевали, когда «Похождения обезьяны» навлекли на себя гнев чиновников от советской культуры. Но у большевиков было уже выработано чутье на своих антиподов. А. А. Жданов, критикуя и уничтожая Зощенко, который высмеивал глупость и тупость советской жизни , против собственной воли угадал в нем большого художника, представляющего опасность для существующего строя. Зощенко не прямо, не в лоб высмеивалкульт большевистских идей, а с грустной усмешкой протестовал противлюбого насилия над личностью. Известно также, что в своих предисловиях к из­даниям «Сентиментальных повестей», с предлагаемым непониманием и извращением своего творчества, он писал: «На общем фоне громадных масштабов и идей эти повести о мелких, слабых людях и обывателях, эта книга о жалкой уходящей жизни действительно, надо полагать, зазвучит для некоторых критиков какой-то визгливой флейтой, какой-то сентиментальной оскорбительной требухой».

Одна из наиболее значительных повестей этой книги «О чем пел соловей». Сам автор об этой повести сказал, что она «... пожалуй, наименее сентиментальная из сентиментальных повестей». Или еще: «А что в этом сочинении бодрости, может быть, кому-нибудь покажется маловато, то это не верно. Бодрость тут есть. Не через край, конечно, но есть».

«А ведь» посмеются над нами лет через триста! Странно, скажут, людишки жили. Какие-то, скажут, у них были деньги, паспорта. Какие-то акты гражданского состояния и квадратные метры жилой площади...»

Его нравственные идеалы были устремлены в будущее. Зощенко остро ощущал заскорузлость человеческих отношений , пошлость окружающей его жизни. Это видно из того, как он раскрывает тему человеческой личности в маленькой повести об «истинной любви и подлинном трепете чувств», о «совершенно необык­новенной любви». Мучаясь мыслями о будущей лучшей жизни, писатель часто сомневается и задается вопросом: «Да будет ли она прекрасна?» И тут же рисует простейший, расхожий вариант такого будущего: «Может быть, все будет бесплатно, даром. Скажем, даром будут навязывать какие-нибудь шубы или кашне в Гостином дворе». Далее писатель приступает к созданию образа героя. Герой его - самый простой человек, и имя у него заурядное - Василий Былинкин. Читатель ждет, что автор сейчас начнет высмеивать своего героя, но нет, автор серьезно повествует о любви Былинкина к Лизе Рундуковой. Все действия, которые ускоряют разрыв между влюбленными, несмотря на их смехотворность (виновник - недоданный невестиной мамашей комод)- семейная серьезная драма. У русских писателей-сатириков вообще драма и комедия существуют рядом. Зощенко как бы говорит нам, что, пока такие люди, как Василий Былинкин, на вопрос: «О чем поет соловей?» - будут отвечать: «Жрать хочет, от того и поет», - достойного будущего нам не видать. Не идеализирует Зощенко и наше прошлое. Чтобы в этом убедиться, достаточно прочесть «Голубую книгу». Писатель знает, сколько пошлого и жестокого за плечами человечества, чтобы можно было враз от этого наследия освободиться. Подлинную славу ему принесли маленькие юмористические рассказы, которые он публиковал в различных журналах и газетах - в «Литературной неделе», «Известиях», «Огоньке», «Крокодиле» и многих других.

Юмористические рассказы Зощенко входили в различные его книги. В новых сочетаниях они каждый раз заставляли по-новому взглянуть на себя: иногда они представали как цикл рассказов о темноте и невежестве , а порой - как рассказы о мелких приобретателях. Зачастую речь в них шла о тех, кто остался за бортом истории. Но всегда они воспринимались как рассказы резко сатирические.

Прошли годы, изменились бытовые условия нашей жизни, но даже отсутствие тех многочисленных деталей быта, в которых существовали персонажи рассказов, не ослабило силы сатиры Зощенко. Просто раньше страшные и отвратительные детали быта воспринимались лишь как шарж, а сегодня они приобрели черты гротеска, фантасмагории.

То же произошло и с героями рассказов Зощенко: современному читателю они могут показаться нереальными, насквозь придуманными. Однако Зощенко, с его острым чувством справедливости и ненависти к воинствующему мещанству , никогда не отходил от реального видения мира.

Даже на примере нескольких рассказов можно определить объекты сатиры писателя. В «Тяжелых временах» главным "героем является темный, невежественный человек, с диким, первобытным представлением о свободе и правах. Когда ему не позволяют завести в магазин лошадь, которой нужно непременно примерить хомут, он сетует: «Ну и времечко. Лошадь в лавку не допущают... А давеча мы с ней в пивной сиде-ли - и хоть бы хны. Слова никто не сказал. Заведывающий даже лично смеялся искренно... Ну и времечко».

Родственный ему персонаж встречается в рассказе «Точка зрения». Это - Егорка, который на вопрос о том, много ли |«баб-то сознательных», заявляет, что таковых «маловато вообще». Вернее, он вспомнил одну: «Да и та неизвестно как... (Может, кончится». Самой сознательной оказывается женщина, которая по совету какого-то знахаря приняла шесть неведомых пилюль и теперь находится при смерти.

В рассказе «Столичная штучка» главный персонаж, Лешка Коновалов, - вор, выдающий себя за бывалого человека. [На собрании в деревне его посчитали достойной кандидатурой на должность председателя: ведь он только что приехал из города («...два года в городе терся»). Все его принимают за [этакую «столичную штучку» - никто не знает, что он там делал. Однако монолог Лешки выдает его с головой: «Говорить можно... Отчего это не говорить, когда я все знаю... Декрет знаю или какое там распоряжение и примечание. Или, например, кодекс... Все ето знаю. Два года, может, терся... Бывало, сижу в камере, а к тебе бегут. Разъясни, дескать, Леша, какое ето примечание и декрет».

Интересно, что не только Леша, два года отсидевший в Крестах, но и многие другие герои рассказов Зощенко пребывают в полной уверенности, что они знают абсолютно все и обо всем могут судить. Дикость, мракобесие, примитивность, какое-то воинствующее невежество - таковы их основные черты.

Однако основным объектом сатиры Зощенко стало явление, которое, с его точки зрения, представляло наибольшую опасность для общества. Это вопиющее, торжествующее мещанство . Оно предстает в творчестве Зощенко в таком неприглядном виде, что читатель ясно ощущает необходимость немедленной борьбы с этим явлением. Зощенко показывает его всесторонне: и с экономической стороны, и с точки зрения морали, и даже с позиции нехитрой мещанской философии.

Истинный герой Зощенко во всей красе предстает перед нами в рассказе «Жених». Это Егорка Басов, которого настигла большая беда: у него умерла жена. Да как не вовремя! «Время было, конечно, горячее - тут и косить, тут и носить, и хлеб собирать». Какие же слова слышит от него жена перед смертью? «Ну... спасибо, Катерина Васильевна, без ножа вы меня режете. Невовремя помирать решили. Потерпите... до осени, а осенью помирайте». Только жена умерла, Егорка отправился свататься к другой женщине. И что же, опять осечка! Выясняется, что женщина эта хромая, а значит, хозяйка неполноценная. И он везет ее обратно, но не довозит до дома, а скидывает ее имущество где-то на полпути. Главный герой рассказа - не просто задавленный нищетой и нуждой человек. Это человек с психологией откровенного негодяя. Он начисто лишен элементарных человеческих качеств и примитивен до последней степени. Черты мещанина в этом образе возведены до вселенского масштаба.

А вот рассказ на философскую тему «Счастье». Героя спрашивают, было ли в его жизни счастье. Не каждому удастся ответить на этот вопрос. Но Иван Фомич Тестов точно знает, что в его жизни «обязательно счастье было». В чем же оно заключалось? А в том, что Ивану Фомичу удалось за большую цену вставить зеркальное стекло в трактире и пропить полученные деньги. И не только! Он даже «покупки, кроме того, сделал: купил серебряное кольцо и теплые стельки». Серебряное кольцо - это явно дань эстетике. Видимо, от пресыщенности - невозможно же все пропить и проесть. Герой не знает, большое это счастье или маленькое но уверен, что именно - счастье, и оно ему «на всю жизнь запомнилось».

В рассказе «Богатая жизнь» кустарь-переплетчик выигрывает по золотому займу пять тысяч. По идее, на него неожиданно свалилось «счастье», как на Ивана Фомича Тестова. Но если тот сполна «насладился» подарком судьбы, то в данном случае деньги вносят разлад в семью главного героя. Происходит ссора с родственниками, сам хозяин боится выйти со двора - дрова сторожит, а его жена пристрастилась играть в лото. И тем не менее кустарь мечтает: «А чего это самое... Розыгрыш-то новый скоро ли будет? Тысчонку бы мне, этово, неплохо выиграть для ровного счета...» Такова участь ограниченного и мелочного человека - мечтать о том, что все равно не принесет радости, и даже не догадываться - почему.

Среди его героев легко встретить и невежественных болтунов-демагогов, считающих себя хранителями какой-то идеологии, и «ценителей искусства», требующих, как правило, вернуть им деньги за билет, а главное, бесконечных, неистребимых и всепобеждающих «махровых» мещан. Меткость и острота каждой фразы поражают. «Я пишу о мещанстве. Да, у нас нет мещанства как класса, но я по большей части делаю собирательный тип. В каждом из нас имеются те или иные черты и мещанина, и собственника, и стяжателя. Я соединяю эти характерные, часто затушеванные черты в одном герое, и тогда этот герой становится нам знакомым и где-то виденным.».

Среди литературных героев прозы 20-х годов особое место занимают персонажи рассказов М. Зощенко. Бесконечно множество мелких людей, часто малообразованных, не отягощенных грузом культуры, но осознавших себя «гегемонами» в новом обществе . М. Зощенко настаивал на праве писать об «отдельном незначительном человеке». Именно «маленькие люди» нового времени, составляющие большинство населения страны, с энтузиазмом отнеслись к задаче разрушения «плохого» старого и построения «хорошего» нового. Критики не хотели «узнавать» в героях М. Зощенко нового человека. По поводу этих персонажей то говорили об анекдотическом преломлении «старого», то о сознательном акценте писателя на всем, что мешает советскому человеку стать «новым». Порой упрекали, что он вывел не столько «социальный тип, сколько примитивно мыслящего и чувствующего человека вообще». Были среди критиков и такие, кто обвинял Зощенко в презрении в «рожденному революцией новому человеку». Надуманность героев не вызывала сомнения. Очень уж не хотелось связывать их с новой жизнью. Герои Зощенко погружены в быт.

Военное прошлое Зощенко (ушёл добровольцем на фронт в самом начале войны, командовал ротой, затем батальоном, четырежды награждён за храбрость, был ранен, отравлен ядовитыми газами, следствием чего стал порок сердца) отчасти отразилось в рассказах Назара Ильича господина Синебрюхова (Великосветская история).

Как хотите, товарищи, а Николаю Ивановичу я очень сочувствую.

Пострадал этот милый человек на все шесть гривен, и ничего такого особенно выдающегося за эти деньги не видел.

Только что характер у него оказался мягкий и уступчивый. Другой бы на его месте все кино, может, разбросал и публику из залы выкурил. Потому шесть гривен ежедневно на полу не валяются. Понимать надо.

А в субботу голубчик наш, Николай Иванович, немножко, конечно, выпил. После получки.

А был этот человек в высшей степени сознательный. Другой бы выпивший человек начал бузить и расстраиваться, а Николай Иванович чинно и благородно прошелся по проспекту. Спел что-то там такое.

Вдруг глядит — перед ним кино.

«Дай, думает, все равно — зайду в кино. Человек, думает, я культурный, полуинтеллигентный, чего мне зря по панелям в пьяном виде трепаться и прохожих задевать? Дай, думает, я ленту в пьяном виде посмотрю. Никогда ничего подобного не видел».

Купил он за свои пречистые билет. И сел в переднем ряду.

Сел в переднем ряду и чинно-благородно смотрит.

Только, может, посмотрел он одну надпись, вдруг в Ригу поехал. Потому очень тепло в зале, публика дышит и темнота на психику благоприятно действует.

Поехал в Ригу наш Николай Иванович, все чинно-благородно — никого не трогает, экран руками не хватает, лампочек не выкручивает, а сидит себе и тихонько в Ригу едет.

Вдруг стала трезвая публика выражать недовольствие по поводу, значит, Риги.

— Могли бы, — говорят, — товарищ, для этой цели в фойе пройтись, только, говорят, смотрящих драму отвлекаете на другие идеи.

Николай Иванович — человек культурный, сознательный — не стал, конечно, зря спорить и горячиться. А встал себе и пошел тихонько.

«Чего, думает, с трезвыми связываться? От них скандалу не оберешься».

Пошел он к выходу. Обращается в кассу.

— Только что, — говорит, — дамочка, куплен у вас билет, прошу вернуть назад деньги. Потому как не могу картину глядеть — меня в темноте развозит.

Кассирша говорит:

— Деньги мы назад выдать не можем, ежели вас развозит — идите тихонько спать.

Поднялся тут шум и перебранка. Другой бы на месте Николая Иваныча за волосья бы выволок кассиршу из кассы и вернул бы свои пречистые. А Николай Иванович, человек тихий и культурный, только, может раз и пихнул кассиршу:

— Ты, — говорит, — пойми, зараза, не смотрел я еще на твою ленту. Отдай, говорит, мои пречистые.

И все так чинно-благородно, без скандалу, — просит вообще вернуть свои же деньги. Тут заведующий прибегает.

— Мы, — говорит, — деньги назад не вертаем — раз, говорит, взято, будьте любезны досмотреть ленту.

Другой бы на месте Николая Ивановича плюнул бы в зава и пошел бы досматривать за свои пречистые. А Николай

Иванычу очень грустно стало насчет денег, начал он горячо объясняться и обратно в Ригу поехал.

Тут, конечно, схватили Николая Ивановича, как собаку, поволокли в милицию. До утра продержали. А утром взяли с него трешку штрафу и выпустили.

Очень мне теперь жалко Николая Ивановича. Такой, знаете, прискорбный случай: человек, можно сказать, и ленты не глядел, только что за билет подержался — и, пожалуйста, гоните за это мелкое удовольствие три шесть гривен. И за что, спрашивается, три шесть гривен?

Стал способом его саморазоблачения. Языковый комизм нес с собой не только стихию смеха - он вскрывал возникший кентавр сознания: это «издевательство над несвободной личностью» - кричат пассажиры.

Фразеология нового времени становится в их устах орудием наступления, она придает им силу, за счет ее они самоутверждаются - морально и материально («Я всегда симпатизировал центральным убеждениям,- говорит герой рассказа «Прелести культуры».- Даже вот когда в эпоху военного коммунизма нэп вводили, я не протестовал. Нэп так нэп. Вам видней»). Это самодовольное чувство причастности к событиям века и становится источником их воинственног,о отношения к другим людям. «Мало ли делов на свете у среднего человека!» - восклицает герой рассказа «Чудный отдых». Горделивое отношение к «делу» - от времени, от эпохи; но его реальное содержание соответствует масштабу мыслей и чувств «среднего человека»: «Сами понимаете: то маленько выпьешь, то гости припрутся, то ножку к дивану приклеить надо… Жена тоже вот иной раз начнет претензии выражать».

Форма зощенковского сказа была той же маской, что крошечные усики и тросточка в руках чаплинского героя. Но случайно ли, что при неоспоримом сходстве приемов комизма у двух художников нашего времени, поглощенных судьбой «маленького человека»,- Чаплина и Зощенко,- так разительно несхожи созданные ими типы? Зощенко удалось расщепить пассивную устойчивость нравственного комплекса бывшего «маленького человека» и раскрыть отрицательные стороны его сознания. Жалость и сострадание, которые сопутствовали когда-то открытию темы «маленького человека» Гоголем и которые так близки оказались таланту Чаплина, пройдя через сложное чувство симпатии и отвращения у Достоевского, поразившегося тому, как много есть в униженных и оскорбленных страшного, превратились в пережившего революцию Зощенко в обостренную чуткость к мнимой инертности героя, который теперь уже ни за что не согласился бы называться «маленьким человеком»: «средний » - так говорит он сам о себе и втайне вкладывает в эти слова горделивый смысл.

Так сатира Зощенко образовала особый, «отрицательный мир»,- с тем, как считал , чтобы он был «осмеян и оттолкнул бы от себя». Если бы Зощенко оставался только сатириком - ожидание перемен в человеке, который «должен с помощью сатиры воспитать в себе отвращение к уродливым и пошлым сторонам жизни», могло бы стать всепоглощающим. Но глубоко скрытый за сатирической маской морализм писателя обнаружил себя в настойчивом стремлении к реформации нравов.

«Сентиментальные повести », написанные Зощенко в 20-х - начале 30-х годов, не только вобрали в себя тот материал, который подвергался сатирическому осмеянию в рассказах писателя, но как бы сконцентрировали в себе его этическую программу, скрыв в многосложной своей фактуре и боль, и отчаяние, и надежды писателя. Однако его позитивная программа выступила в непривычной для русской литературы форме. Везде, где открыто объявляет о своем существовании, будь то вступление к «Сентиментальным повестям» или неожиданные, но точно рассчитанные эмоциональные прорывы автора сквозь строгие границы объективного повествования,- он говорит как-то извиняясь и оправдываясь.

Оговорки , самоуничижение, приниженная витиеватость, извиняющаяся интонация,- все это сосредоточено вокруг одного заявления писателя, заявления, которое он делает вызывающе - и в то же время сдержанно, настойчиво и убежденно: «Эта специально написана о маленьком человеке, об обывателе во всей его неприглядной красе».

Интонация подчеркивает ту принципиально осознанную невозможность мыслить высокими, философскими категориями, которые Зощенко отвергал как отвлеченные, абстрактные, чуждые «простому человеку» понятия. Но как бы ни снижал Зощенко о пользе человеческой жизни, как бы ни иронизировал он над завидной легкостью размышлений о «дальнейшей культуре» и « вселенной»,- нельзя было не заметить, что герои его «сентиментальных повестей» не чужды попыткам «проникнуть в сущность явлений» и понять - «для чего человек существует или существование его червяковое и бессмысленное». С редкой определенностью и в то же время с явной неохотой приоткрывает Зощенко в повести «Аполлон и Тамара» завесу над темой, которая будет мучить его на протяжении всей жизни: «Для чего существует человек? Есть ли в жизни у него назначение, и если нет, то не является ли бессмысленной?»

Как могло случиться , что писатель, так остро чувствовавший разрыв со старой жизнью и старой литературой, в эпоху революции сосредоточил свое внимание на теме гибели человеческого в человеке? Корней Чуковский, имея в виду прежде всего «сентиментальные повести», верно заметил, что «человек, потерявший человеческий облик», в конце двадцатых и в начале тридцатых годов «стал… буквально преследовать Зощенко и занял в его творчестве чуть ли не центральное место». Забежкин в раннем рассказе «Коза», который Зощенко всегда издавал вместе со своими «сентиментальными повестями», Борис Иванович Котофеев в «Страшной ночи», Аполлон в повести «Аполлон и Тамара», Иван Иванович Белокопытов в «Людях» - все они на наших глазах превращаются в опустошенных, одиноких, погубленных людей.

Не был бы Зощенко самим собой, если бы не его манера письма. Это был неизвестный литературе, а потому не имевший своего правописания язык. Зощенко был наделён абсолютным слухом и блестящей памятью. За годы, проведённые в гуще бедных людей, он сумел проникнуть в тайну их разговорной конструкции, с характерными для нее вульгаризмами, неправильными грамматическими формами и синтаксическими конструкциями сумел перенять интонацию их речи, их выражения, обороты, словечки – он до тонкости изучил этот язык и уже с первых шагов в литературе стал пользоваться им легко и непринуждённо. В его языке запросто могли встретиться такие выражения, как "плитуар", "окромя", "хресь", "етот", "в ем", "брунеточка", "вкапалась", "для скусу", "хучь плачь", "эта пудель", "животная бессловесная", "у плите" и т.д. Но Зощенко - писатель не только комического слога, но и комических положений. Комичен не только его язык, но и место, где разворачивалась история очередного рассказа: поминки, коммунальная квартира, больница – всё такое знакомое, своё, житейски привычное. И сама история: драка в коммунальной квартире из-за дефицитного ёжика, скандал на поминках из-за разбитого стакана.

На 20-е годы приходится расцвет основных жанровых разновидностей творчестве писателя: сатирического рассказа, комической новеллы и сатирико-юмористической повести. Уже в самом начале 20-х годов писатель создает ряд произведений, получивших высокую оценку М. Горького. Опубликованные в 1922 году "Рассказы Назара Ильича господина Синебрюхова"

Привлекли всеобщее внимание. На фоне новеллистики тех лет резко выделилась фигура героя-сказчика, тертого, бывалого человека Назара Ильича Синебрюхова, прошедшего фронт и немало повидавшего на свете. М. Зощенко ищет и находит своеобразную интонацию, в которой сплавились воедино лирико-ироническое начало и интимно-доверительная нотка, устраняющая всякую преграду между рассказчиком и слушателем. Порой повествование довольно искусно строится по типу известной нелепицы, начинающейся со слов "шел высокий человек низенького роста". Такого рода нескладицы создают определенный комический эффект. Правда, пока он не имеет той отчетливой сатирической направленности, какую приобретет позже. В "Рассказах Синебрюхова" возникают такие надолго остававшиеся в памяти читателя специфически зощенковские обороты комической речи, как "будто вдруг атмосферой на меня пахнуло", "оберут как липку и бросят за свои любезные, даром что свои родные родственники", "подпоручик ничего себе, но сволочь", "нарушает беспорядки" и т.п. Впоследствии сходного типа стилистическая игра, но уже с несравненно более острым социальным смыслом, проявится в речах других героев - Семена Семеновича Курочкина и Гаврилыча, от имени которых велось повествование в ряде наиболее популярных комических новелл Зощенко первой половины 20-х годов. Произведения, созданные писателем в 20-е годы, были основаны на конкретных и весьма злободневных фактах, почерпнутых либо из непосредственных наблюдений, либо из многочисленных читательских писем. Тематика их пестра и разнообразна: беспорядки на транспорте и в общежитиях, гримасы нэпа и гримасы быта, плесень мещанства и обывательщины, спесивое помпадурство и стелющееся лакейство и многое, многое другое. Часто рассказ строится в форме непринужденной беседы с читателем, а порою, когда недостатки приобретали особенно вопиющий характер, в голосе автора звучали откровенно публицистические ноты. В цикле сатирических новелл М. Зощенко зло высмеивал цинично-расчетливых или сентиментально-задумчивых добытчиков индивидуального счастья, интеллигентных подлецов и хамов, показывал в истинном свете пошлых и никчемных людей, готовых на пути к устроению личного благополучия растоптать все подлинно человеческое ("Матренища", "Гримаса нэпа ", "Дама с цветами", "Няня", "Брак по расчету"). В сатирических рассказах Зощенко отсутствуют эффектные приемы заострения авторской мысли. Они, как правило, лишены и острокомедийной интриги. М. Зощенко выступал здесь обличителем духовной окуровщины, сатириком нравов. Он избрал объектом анализа мещанина-собственника - накопителя и стяжателя, который из прямого политического противника стал противником в сфере морали, рассадником пошлости. Круг действующих в сатирических произведениях Зощенко лиц предельно сужен, нет образа толпы, массы, зримо или незримо присутствующего в юмористических новеллах. Темп развития сюжета замедлен, персонажи лишены того динамизма, который отличает героев других произведений писателя. Герои этих рассказов менее грубы и неотесаны, чем в юмористических новеллах. Автора интересует прежде всего духовный мир, система мышления внешне культурного, но тем более отвратительного по существу мещанина. Как ни странно, но в сатирических рассказах Зощенко почти отсутствуют шаржированные, гротескные ситуации, меньше комического и совсем нет веселого. Однако основную стихию зощенковского творчества 20-х годов составляет все же юмористическое бытописание. Зощенко пишет о пьянстве, о жилищных делах, о неудачниках, обиженных судьбой. Есть у Зощенко небольшой рассказ "Нищий" - о здоровенном и нагловатом субъекте, который повадился регулярно ходить к герою-рассказчику, вымогая у него полтинники. Когда тому надоело все это, он посоветовал предприимчивому добытчику пореже заглядывать с непрошеными визитами. "Больше он ко мне не приходил - наверное, обиделся", - меланхолически отметил в финале рассказчик. Разрыв связи между причиной и следствием - традиционный источник комического. Важно уловить характерный для данной среды и эпохи тип конфликтов и передать их средствами сатирического искусства. У Зощенко главенствует мотив разлада, житейской нелепицы, какой-то трагикомической несогласованности героя с темпом, ритмом и духом времени. Порой зощенковскому герою очень хочется идти в ногу с прогрессом. Поспешно усвоенное современное веяние кажется такому уважаемому гражданину верхом не просто лояльности, но образцом органичного вживания в революционную действительность. Отсюда пристрастие к модным именам и политической терминологии, отсюда же стремление утвердить свое "пролетарское" нутро посредством бравады грубостью, невежеством, хамством. Господство пустяка, рабство мелочей, комизм вздорного и нелепого - вот на что обращает внимание писатель в серии сентиментальных повестей. Однако много тут и нового, даже неожиданного для читателя, который знал Зощенко- новеллиста. Сатира, как вся советская художественная проза, значительно изменилась в 30-е годы. Творческая судьба автора "Аристократки" и "Сентиментальных повестей" не составляла исключения. Писатель, который разоблачал мещанство, высмеивал обывательщину, иронично и пародийно писал о ядовитой накипи прошлого, обращает свои взоры совсем в иную сторону. Зощенко захватывают и увлекают задачи социалистического преобразования. Он работает в многотиражках ленинградских предприятий, посещает строительство Беломорско-Балтийского канала, вслушиваясь в ритмы грандиозного процесса социального обновления. Происходит перелом во всем его творчестве: от мировосприятия до тональности повествования и стиля. В этот период Зощенко охвачен идеей слить воедино сатиру и героику. Теоретически тезис этот был провозглашен им еще в самом начале 30-х годов, а практически реализован в "Возвращенной молодости" (1933), "Истории одной жизни" (1934), повести "Голубая книга" (1935) и ряде рассказов второй половины: 30-х годов. Сатирик видел поразительную жизненную цепкость всевозможных общественных сорняков и отнюдь не преуменьшал спо- собностей мещанина и обывателя к мимикрии и приспособленчеству. Однако в 30-е годы для решения вечного вопроса о человеческом счастье возникают новые предпосылки, обусловленные гигантскими социалистическими преобразованиями, культурной революцией. Это оказывает существенное воздействие на характер и направление творчества писателя. У Зощенко появляются учительные интонации, которых раньше не было вовсе. Сатирик не только и даже не столько высмеивает, бичует, сколько терпеливо учит, разъясняет, растолковывает, обращаясь к уму и совести читателя. Высокая и чистая дидактика с особым совершенством воплотилась в цикле трогательных и ласковых рассказов для детей, написанных в 1937 - 1938 годах.