Ян ларри годы жизни. Архив фантастики. Ян Ларри: «Необыкновенные приключения Карика и Вали»

Ян Ларри родился 15 февраля 1900 в Риге, осиротел рано - в 9 лет - и с тех пор бродяжничал, работал учеником часовщика и официантом в трактире. Во время Первой мировой войны был призван в царскую армию, после Великой Октябрьской Революции перешёл на сторону красных, в их армии и воевал в Гражданскую войну. После демобилизации работал в газетах Харькова, Ленинграда, Новгорода. Окончил биологический факультет Ленинградского Государственного Университета, аспирантуру Всесоюзного НИИ Рыбного Хозяйства. Работал директором рыбного завода.

Первые произведения Ларри начали выходить ещё в 1920-х годах, а научная фантастика начала выходить в начале 1930-х годов. Дебютом в этой области стала неудачная повесть «Окно в будущее» (1930). Однако большим успехом пользовался утопический роман «Страна счастливых» (1931), где автор отразил свои взгляды на ближайшее будущее коммунизма. В этом мире нет места тоталитаризму и лжи, начинается экспансия в космос, однако утопии грозит мировой энергетический кризис. Несмотря на всю утопичность, Ларри смог поместить в своё произведение даже намёк на Сталина - отрицательный персонаж Молибден. Однако первого издания повести пришлось ждать несколько десятилетий. Ларри известен детской книгой «Необыкновенные приключения Карика и Вали» (1937), написанной под заказ Самуила Маршака и имеющей десятки переизданий. В повести брат и сестра Карик и Валя становятся маленькими и путешествуют в мире насекомых. В 1987 году повесть экранизировали. Также Ларри написана детская книга «Загадка простой воды» (1939).

В 1940 году Ларри начал писать сатирический роман «Небесный гость», в котором описывал мироустройство жителей Земли с точки зрения инопланетян, и отправлять написанные главы Сталину - «единственному читателю» этого романа, как он считал; в апреле 1941 после 7 отправленных глав арестован. 5 июля 1941 года судебная коллегия по уголовным делам Ленинградского городского суда приговорила Ларри Я. Л. к лишению свободы сроком на 10 лет с последующим поражением в правах сроком на 5 лет.

Реабилитирован в 1956. После лагеря Ларри написал ещё детскую повесть «Приключения Кука и Кукки» (1961).

Библиография

• «Окно в будущее» (1930)
• Страна счастливых: Публицистическая повесть. - Л.: Ленингр. обл. изд-во, 1931. - 192 с - 50 000 экз.
• «Необыкновенные приключения Карика и Вали» (1937)
• «Загадка простой воды» (1939)
• «Небесный гость» (1940-1941)
• «Приключения Кука и Кукки» (1961)
• «Записки школьницы» (1961)

(1900-1977)

Комитет Государственной безопасности СССР

Управление по Ленинградской области

Ленинград

Ларри Ян Леопольдович, 1900 года рождения, уроженец г. Риги, латыш, гражданин СССР, беспартийный, литератор (работал по трудовому договору), проживал: Ленинград, пр. 25-го Октября, д. 112, кв. 39

жена Ларри Прасковья Ивановна, 1902 года рождения

сын - Ларри Оскар Янович, 1928 года рождения

С 17 декабря 1940 года по настоящее время переслал в указанный адрес 7 глав еще незаконченной своей контрреволюционной повести, в которой с контрреволюционных троцкистских позиций критикует мероприятия ВКП(б) и Советского правительства».

«…Посылаемые Ларри в адрес ЦК ВКП(б) главы этой повести написаны им с антисоветских позиций, где он извращал советскую действительность в СССР, привел ряд антисоветских клеветнических измышлений о положении трудящихся в Советском Союзе.

Кроме того, в этой повести Ларри также пытался дискредитировать комсомольскую организацию, советскую литературу, прессу и другие проводимые мероприятия Советской власти».

Обвинялся по ст. 58–10 УК РСФСР (антисоветская агитация и пропаганда).

5 июля 1941 года Судебная Коллегия по уголовным делам Ленинградского городского суда приговорила Ларри Я. Л. к лишению свободы сроком на 10 лет с последующим поражением в правах сроком на 5 лет.

Постановлением Судебной Коллегии по уголовным делам Верховного Суда РСФСР от 21 августа 1956 года приговор Ленинградского городского суда от 5 июля 1941 года в отношении Ларри Я. Л. отменен, и дело прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления.

Ларри Я.Л. по данному делу реабилитирован.

В одно прекрасное утро, незадолго до восхода солнца, над Парголовом показалась высоко в атмосфере огненная полоса, которая быстро, быстро приближалась к земле. Сотни дачников видели ее и приняли за обыкновенный метеорит.

Многие видели падение метеорита, но никого он особенно не заинтересовал, кроме моего соседа, Пулякина, прославившего себя и свой род изумительными способностями имитатора. Его неподражаемое искусство лаять по-собачьи было в свое время отмечено высокой правительственной наградой - орденом Красной Звезды.

Лишь только солнце появилось над горизонтом, Пулякин отправился разыскивать метеорит, так как был убежден, что место его падения находится где-нибудь около станции Парголово.

Убеждение это вполне оправдалось: метеорит был действительно найден около станции, недалеко от песочных ям. Пробив глубокую воронку в почве, он выбросил целые горы песка и гравия, образовавшие высокий вал вокруг этой воронки, видный километра за два. Кроме того, он зажег вереск на окрестном пустыре, и вереск этот тлел, пуская легкий дымок, тоже издали заметный на фоне ясного неба.

Подойдя поближе к глубокой яме, Пулякин с удивлением заметил, что метеорит имеет вид цилиндра, метров пять в диаметре.

Утро было ясное, теплое, тихое. Слабый ветерок едва колебал верхушки сосен. Птицы еще не проснулись или были уже уничтожены. Во всяком случае ничто не мешало Пулякину внимательно и добросовестно осмотреть сферический экипаж и прийти к заключению, с которым он помчался ко мне, теряя на бегу кульки, кулечки, мешки, сумки и сумочки, самые, так сказать, необходимые предметы вооружения нормального советского гражданина - потребителя сыпучих товаров, отпускаемых магазинами лишь в тару покупателей.

Пулякин ворвался ко мне, как ураган. Опрокидывая стулья, он выпалил единым духом:

У нас валяется на пустыре за станцией какой-то небесный гражданин! Только что упал. Пойдем скорее. Захватите свой револьвер на всякий случай. Может быть, он упал к нам с какими-нибудь агрессивными намерениями. Осторожность, знаете, никогда не помешает.

Через пять минут мы мчались с Пулякиным с быстротой людей, покидающих дома отдыха вследствие сугубой диеты, и вскоре подбежали к месту приземления межпланетного трамвая.

Около ямы уже стояло человек двадцать любопытных. Какой-то воспитанный гражданин уговаривал всех встать в очередь и организованно ожидать дальнейшего разворота событий. Но граждане попались несознательные, а поэтому воспитанный человек махнул рукой и сам принялся вести себя неорганизованно.

Вдруг кто-то крикнул: «Капусту дают!» Любопытных тотчас же как будто ветром сдуло. Толкая друг друга, они помчались, вытаскивая на бегу старые газеты для завертки этого тропического лакомства!

Мы остались с Пулякиным вдвоем. Мой сосед вздохнул и сказал:

Когда я был маленький, в России было столько капусты и свежей и кислой, что никто даже не знал, что с ней делать.

Вы, Пулякин, - сказал я, - не учитываете возросшего спроса на кислую капусту. Мы все теперь живем зажиточной жизнью, и поэтому каждый из нас в состоянии купить для себя кислую капусту, которая раньше была предметом потребления миллионеров. Однако смотрите, что делается с этим снарядом.

Верхняя часть цилиндра начала вращаться. Показались блестящие нарезы винта. Послышался приглушенный шум, как будто не то входил, не то выходил воздух с довольно сильным свистом. Наконец верхний конус цилиндра качнулся и с грохотом упал на землю. За края цилиндра изнутри вцепились человеческие руки, и над цилиндром всплыла, качнувшись, голова человека. Смертельная бледность покрывала его лицо. Он тяжело дышал. Глаза его были закрыты. Мы бросились с Пулякиным к незнакомцу и, наступая друг другу на мозоли, помогли ему выбраться из цилиндра.

Так появился у меня марсианин, о пребывании которого я написал целую книгу.

Оказывается, на Марсе все прекрасно говорят на русском языке, а поэтому мы уже через час весело болтали о разных пустяках.

Прикрывая рот ладонью, марсианин сказал, зевая:

А скучноватая у вас жизнь на Земле. Читал, читал, но так ничего и не мог понять. Чем вы живете? Какие проблемы волнуют вас? Судя по вашим газетам, вы только и занимаетесь тем, что выступаете с яркими, содержательными речами на собраниях да отмечаете разные исторические даты и справляете юбилеи. А разве ваше настоящее так уж отвратительно, что вы ничего не пишете о нем? И почему никто из вас не смотрит в будущее? Неужели оно такое мрачное, что вы боитесь заглянуть в него?

Не принято у нас смотреть в будущее.

А, может быть, у вас ни будущего, ни настоящего?

Что вы? Вы только посмотрите - я завтра сведу вас в кино на фильм «День нового мира» - как интересна и содержательна наша жизнь. Это не жизнь, а поэма.

Не понимаю в таком случае, почему же все это не находит своего отражения в газетах.

Вы не одиноки, - сказал я, - мы тоже ничего не понимаем.

Марсианин собирался задать мне еще кучу неприятных вопросов, но, на мое счастье, в эту минуту в открытое окно влетел грязный лапоть и шлепнулся прямо в тарелку с душистой земляникой.

Что это? - испуганно вскочил марсианин.

Сидите, - сказал я спокойно, - ничего особенного не случилось. Просто наша молодежь решила пошутить с нами. Они у нас вообще весьма оригинально развлекаются.

Простите, - в замешательстве сказал марсианин, - но я совсем не понимаю соли этих развлечений. Кто у вас воспитывает молодежь?

У нас есть лозунг: спасение утопающих - есть дело самих утопающих. По этому же принципу построено и все воспитание подростков. Они сами воспитывают себя.

Вы шутите?

Мы плачем, но что же делать… Так уж все это разумно у нас устроено. Молодежь у нас воспитывают комсомольцы.

Они педагоги, надеюсь?

Напрасно надеетесь. Они не только не имеют никакого представления об этой науке, но некоторые из них вообще не слишком сильны в грамоте. (…)

Но что это за организация?

Это нечто вроде рудиментарного органа советской власти. Память о тех далеких временах, когда у нас были комитеты бедноты, женотделы и совсем не было государственной системы воспитания детей. Ну, а раз сохранилась эта древняя организация - так надо же поручить ей какую-нибудь работу. (…)

А не ведет ли этот комсомол политического воспитания детей?

Вот, вот, - обрадовался я, - именно политического. Они собирают детей 10–12 лет и «прорабатывают» с ними доклады вождей, «знакомят» с Марксом: «затрагивают» вопросы диалектического развития общества. (…)

А не обидятся ли комсомольцы, если упразднят их организацию?

Я даже захохотал.

Вы действительно упали с Марса, - сказал я. - За что же им обижаться? Наоборот, за исключением аппаратчиков, все они будут очень рады этому. (…)

Марсианин вздохнул и сказал:

Н-да. Как видно, у вас многое еще нуждается в исправлении.

Конечно, - согласился я, - ведь мы же строим новое общество, и было бы очень странно, если бы у нас все шло без сучка и задоринки. Как нельзя сделать самую простую рукоятку лопаты без отходов, без стружки, так нельзя сделать ничего нового, чтобы не было никаких производственных издержек.

Но живете ли вы лучше, чем живут в капиталистических странах?

Наша жизнь - настоящая осмысленная жизнь человека-творца. И если бы не бедность - мы жили бы как боги. (…)

На другой день я сказал марсианину:

Вы хотели знать причины нашей бедности? Прочтите!

И протянул ему газету.

Марсианин прочитал громко:

«На Васильевском острове находится артель "Объединенный химик". Она имеет всего один краскотерочный цех, в котором занято лишь 18 рабочих. (..)

На 18 производственных рабочих с месячным фондом зарплаты в 4,5 тысячи рублей артель имеет: 33 служащих, зарплата которых составляет 20,8 тысячи рублей, 22 человека обслуживающего персонала и 10 человек пожарно-сторожевой охраны. (…)»

Это, конечно, классика, - сказал я, - но этот пример не единичный, - и что всего обиднее - это то, что кто бы ни писал, как бы ни писал, а толку из этого не выйдет до тех пор, пока не будет дано распоряжение свыше о ликвидации подобного рода безобразий. (…)

Если бы завтра Иосиф Виссарионович Сталин сказал:

А ну-ка, хлопцы, поищите, прошу вас, получше, - нет ли в нашей стране ненужных учреждений.

Если бы вождь так сказал, то я уверен, что уже через неделю 90 % наших учреждений, отделов, контор и прочего хлама оказались бы совершенно ненужными. (…)

Причиной бедности является также гипертрофическая централизация всего нашего аппарата, связывающая по рукам и ногам инициативу на местах. (…)

Но все это еще полбеды. Хуже всего, что эта чудовищная опека обедняет нашу жизнь. Случилось так, что Москва стала единственным городом, где люди живут, а все остальные города превратились в глухую провинцию, где люди существуют только для того, чтобы выполнять распоряжения Москвы. Немудрено поэтому, что провинция кричит истерически, как чеховские сестры: в Москву, в Москву! Предел мечтаний советского человека - жизнь в Москве. (…)

Пришли ко мне в гости на чашку чая художник, инженер, журналист, режиссер и композитор. Я познакомил всех с марсианином. Он сказал:

Я - человек новый на Земле, а поэтому мои вопросы вам могут показаться странными. Однако я очень просил бы вас, товарищи, помочь мне разобраться в вашей жизни. (…)

Пожалуйста, - сказал очень вежливо старый профессор, - спрашивайте, а мы ответим вам так откровенно, как говорят теперь в нашей стране люди только наедине с собой, отвечая на вопросы своей совести.

Вот как? - изумился марсианин, - значит в вашей стране люди лгут друг другу?

О, нет, - вмешался в разговор инженер, - профессор не совсем точно, пожалуй, изложил свою мысль. Он хотел, очевидно, сказать, что в нашей стране вообще не любят откровенничать.

Но если не говорят откровенно, значит, лгут?

Нет, - снисходительно улыбнулся профессор, - не лгут, а просто молчат. (…) А хитрый враг избрал себе сейчас другую тактику. Он говорит. Он изо всех сил лезет, чтобы доказать, что у нас все благополучно и что для беспокойств нет никаких оснований. Враг прибегает сейчас к новой форме пропаганды. И надо признать, что враги советской власти гораздо подвижнее и изобретательнее, чем наши агитаторы. Стоя в очередях, они кричат провоцирующим фальцетом о том, что все мы должны быть благодарны партии за то, что она создала счастливую и радостную жизнь. (…) Я помню одно дождливое утро. Я стоял в очереди. Руки и ноги мои окоченели. И вдруг мимо очереди идут два потрепанных гражданина. Поравнявшись с нами, они запели известную песенку с куплетами «спасибо великому Сталину за нашу счастливую жизнь». Вы представляете, какой это имело «успех» у продрогших людей. Нет, дорогой марсианин, враги сейчас не молчат, а кричат, и кричат громче всех. Враги советской власти прекрасно знают, что говорить о жертвах - это значит успокоить народ, а кричать о необходимости благодарить партию - значит, издеваться над народом, плевать на него самого, оплевывать и ту жертву, которую народ приносит сейчас.

В вашей стране много врагов? - спросил марсианин.

Не думаю, - ответил инженер, - я скорее склонен думать, что профессор преувеличивает. По-моему, настоящих врагов совсем нет, но вот недовольных очень много. Это верно. Также верно и то, что количество их увеличивается, растет, как снежный ком, приведенный в движение. Недовольны все, кто получает триста-четыреста рублей в месяц, потому что на эту сумму невозможно прожить. Недовольны и те, кто получает очень много, потому что они не могут приобрести себе то, что им хотелось бы. Но, конечно, я не ошибусь, если скажу, что всякий человек, получающий меньше трехсот рублей, уже не является большим другом советской власти. Спросите человека, сколько он получает, и если он скажет «двести» - можете говорить при нем все что угодно про советскую власть.

Но, может быть, - сказал марсианин, - труд этих людей и стоит не больше этих денег.

Не больше? - усмехнулся инженер. - Труд многих людей, получающих даже пятьсот рублей, не стоит двух копеек. Они не только не отрабатывают этих денег, но нужно бы с них самих получать за то, что они сидят в теплых помещениях.

Но тогда они не могут обижаться ни на кого! - сказал марсианин.

Вам непонятна психология людей Земли, - сказал инженер. - Дело в том, что каждый из нас, выполняя даже самую незначительную работу, проникается сознанием важности порученного ему дела, а поэтому он и претендует на приличное вознаграждение. (…)

Вы правы, - сказал профессор, - я получаю 500 рублей, то есть примерно столько же получает трамвайный вагоновожатый. Это, конечно, очень оскорбительная ставка. (…)

Не забудьте, товарищи, что ведь я профессор и что мне надо покупать книги, журналы, выписывать газеты. Ведь не могу же я быть менее культурным, чем мои ученики. И вот мне приходится со всей семьей работать для того, чтобы сохранить профессорский престиж. Я сам неплохой токарь; через подставных лиц я беру на дом заказы от артелей. Моя жена преподает детям иностранные языки и музыку, превратив нашу квартиру в школу. Моя дочь ведет домашнее хозяйство и раскрашивает вазы. Все вместе мы зарабатываем около шести тысяч в месяц. Но никого из нас не радуют эти деньги. (…)

Почему? - спросил марсианин.

Просто потому, - сказал профессор, - что большевики ненавидят интеллигенцию. Ненавидят какой-то особенной, звериной ненавистью.

Ну, - вмешался я, - вот уж это вы напрасно, дорогой профессор. Правда, недавно так оно и было. Но ведь потом была проведена даже целая кампания. Я помню выступления отдельных товарищей, которые разъясняли, что ненавидеть интеллигенцию нехорошо.

Ну и что же? - усмехнулся профессор. - А что изменилось с тех пор? Было вынесено решение: считать интеллигенцию полезной общественной прослойкой. И на этом все кончилось. (…) Большинство же институтов, университетов и научных учреждений возглавляют люди, не имеющие никакого представления о науке.

А знаете, - засмеялся инженер, - недоверие и ненависть к интеллигенции сеют именно эти люди. Подумайте-ка, профессор, что будет с ними, когда партия решит, что ей можно обойтись без посредников в ее сношениях с работниками науки. Они кровно заинтересованы в том, чтобы поддерживать ненависть и недоверие к интеллигенции.

А может быть, вы и правы, - задумчиво сказал профессор, - но я не на это хотел обратить ваше внимание. (…) Хуже другое. Хуже всего то, что наш труд не находит у большевиков одобрения, а так как печатью, общественным мнением распоряжаются они, то в нашей стране случилось так, что никто не знает своих ученых, никому неизвестно, над чем они работают, над чем они собираются работать. И это происходит в стране, которая гордится своей тягой к культуре. (…)

У советской интеллигенции, конечно, есть свои запросы, естественное для всей интеллигенции мира стремление к знаниям, к наблюдениям, к познанию окружающего мира. Что же делает или что сделала партия для удовлетворения этой потребности? А ровным счетом ничего. Мы даже не имеем газет. Ведь нельзя же считать газетой то, что выпускается в Ленинграде. Это скорее всего - листки для первого года обучения политграмоте, это скорее всего перечень мнений отдельных ленинградских товарищей о тех или иных событиях. Сами же события покрыты мраком неизвестности. (…)

Большевики упразднили литературу и искусство, заменив то и другое мемуарами да так называемым «отображением». Ничего более безыдейного нельзя, кажется, встретить на протяжении всего существования искусства и литературы. Ни одной свежей мысли, ни одного нового слова не обнаружите вы ни в театре, ни в литературе. (…) Я думаю, что во времена Иоанна Первопечатника выходило книг больше, чем сейчас. Я не говорю о партийной литературе, которую выбрасывают ежедневно в миллионах экземпляров. Но ведь насильно читать нельзя заставить, поэтому все эти выстрелы оказываются холостыми.

Видите ли, - сказал я, - книг и журналов в нашей стране выходит мало, потому что нет бумаги.

Что вы говорите глупости, - рассердился профессор. - Как это нет бумаги? У нас посуду и ведра делают из бумаги. У нас бумагу просто не знают, куда девать. Вон даже додумались до того, что стали печатать плакаты и развешивать всюду, а на плакатах мудрые правила: Когда уходишь - туши свет. Мой руки перед едой! Вытирай нос. Застегивай брюки. Посещай уборную. Черт знает что! (…)

Мы повернулись к окну.

На нас глядел высокий, гладко выбритый человек без фуражки. На плече человека лежала шлея и уздечка.

Мы из колхоза, - сказал незнакомец. - Прослушав претензии уважаемого товарища ученого неизвестной фамилии, хочу также присоединить и свой голос протеста против разных непорядков. (…)

Я скажу вам так, товарищи, - начал свою речь колхозник, - сверху когда глядишь, так многих мелочей не замечаешь, и оттого все кажется тебе таким прелестным, что душа твоя просто пляшет и радуется. Помню, гляжу я как-то с горы вниз, в долину к нам. Вид у нас сверху удивительно веселый. Речка наша, прозванная Вонючей, извивается, ну как будто на картинке. Колхозная деревня так и просится на полотно художника. И ни грязи-то, ни пыли, ни мусора, ни щебня - ничего этого за дальностью расстоянья никак невозможно заметить невооруженным глазом.

То же и у нас в колхозах. Сверху оно, может, и в самом деле похоже на райскую долину, но внизу и вчера и сегодня пахнет еще адовой гарью. (…) И вот у нас сейчас есть полный разброд мыслей в деревне. Спросить бы у кого. Но как спросить? Арестуют! Сошлют! Скажут, кулак или еще чего-нибудь. Не дай Бог злому татарину повидать того, что мы уже видели. Ну, так и говорю: многое узнать бы хотелось и боязно спросить. Вот мы и обсуждаем в деревнях свои дела между собой потихоньку. (…) А главное, мы хотим, чтобы над нами был закон какой-нибудь. Вот и ответь тут им. Попробуй.

Однако, - сказал журналист, - законы у нас есть, и этих законов предостаточно.

Колхозник поморщился и тяжело вздохнул:

Эх, товарищи, - сказал он, - какие это законы, когда ты не успеешь еще его прочитать, а тут, говорят, ему и отмена уже пришла. За что у нас в деревне больше всего не уважают большевиков? А за то, что у них на неделе семь пятниц. (…)

Что же, - сказал инженер, - пожалуй, и для нас, людей города, нужны устойчивые, крепкие законы. И у нас бывают недоразумения из-за слишком частой смены законов, установлений, постановлений, положений и прочее и прочее. Товарищ прав. Закон должен быть рассчитан на продолжительное действие. Менять законы как перчатки не годится хотя бы потому, что это ведет к подрыву авторитета законодательных учреждений.

И опять же, - сказал колхозник, - если ты выпустил закон - так будь добр уважай его сам. А то законов (хороших, скажу, законов) у нас много, а какой толк от этого? Уж лучше бы совсем не выпускали хороших законов.

Прав! Прав он! - вскричал профессор, - Именно то же самое говорят и в нашей среде. Взять хотя бы, к примеру, самый замечательный, самый человеческий свод законов - нашу новую конституцию. Ну зачем, спрашивается, ее обнародовали? Ведь многое сейчас из этой конституции является источником недовольства, многое вызывает муки Тантала. Как это ни печально, а конституция превратилась в тот красный плащ, которым матадор дразнит быка.

А самое забавное, - сказал молчавший до этого литератор, - это то, что все, даже самые опасные в кавычках статьи новой конституции легко можно превратить в действующие статьи закона. Вот, например, свобода печати. У нас свобода эта осуществляется с помощью предварительной цензуры. То есть никакой по существу свободы нам не дано. (…)

Однако, - сказал колхозник, - меня, так сказать, разные там свободы печати очень мало интересуют. И поскольку я тороплюсь, я прошу выслушать меня. Я сейчас закруглюсь. Не задержу вашего внимания. Ну, значит, так: про закон я сказал кое-что. Теперь хочу про другое сказать. Про интерес к работе. Я уже говорил, что все у нас недовольны. Не подумайте, однако, что мечтаем мы о возврате к старому, единоличному хозяйству. Нет. Туда нас не тянет. Но вот о чем задумайтесь. Мы-то кто? Хозяева мы! Собиратели добра! На том построено все нутро наше. И сам, бывало, один работаешь, и с большой семьей, а все равно смотришь на хозяйство как на свое. Мы, и артельно работая, хотели бы рассматривать все хозяйство как свое собственное.

Ну и рассматривайте, - сказал профессор, - кто же вам мешает?

Эх, товарищ - ученый человек, - махнул рукой колхозник, - как же можно у нас глядеть на свое хозяйство по-хозяйски, когда тебя десять раз в день ставят к порогу, вроде батрака. Пожили бы годик в деревне - так увидели, сколько развелось над нами начальников. Ей-богу, шею не успеваешь поворачивать да подставлять. Один не успеет тюкнуть, а глядишь, и другой уже тянется. Дай-ка, говорит, и я попробую. (…)

Профессор поморщился и сказал:

Ну, а если снять с вас эту мелочную опеку, а вы перестанете выполнять планы, да и вообще черт знает что натворите?

Напрасно так думаете, - обиделся колхозник. - Пусть нам хоть на один год руки развяжут. Пусть дадут нам возможность развернуться - и государству была бы от этого польза, и нам бы не пыльно зажилось. (…)

Ян Ларри
Фотография арестованного Я. Ларри
Имя при рождении:	Ян Леопольдович Ларри
Псевдонимы:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Полное имя	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Дата рождения:
Дата смерти:
Гражданство (подданство):	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Род деятельности:	Биография В 1940 году Ларри начал писать сатирический роман «Небесный гость», в котором описывал мироустройство жителей Земли с точки зрения инопланетян, и отправлять написанные главы Сталину - «единственному читателю» этого романа, как он считал; в апреле после семи отправленных глав арестован. 5 июля 1941 года судебная коллегия по уголовным делам Ленинградского городского суда приговорила Ларри Я. Л. к лишению свободы сроком на десять лет с последующим поражением в правах сроком на пять лет. Реабилитирован в 1956 году . После лагеря Ларри написал две детские повести: «Приключения Кука и Кукки» () и «Записки школьницы». Одной из последних прижизненных публикаций писателя оказалась помещенная в «Мурзилке » сказка «Храбрый Тилли: Записки щенка, написанные хвостом». Библиография «Окно в будущее» () Страна счастливых: Публицистическая повесть. - Л.: Ленингр. обл. изд-во, 1931. - 192 с - 50 000 экз. «Необыкновенные приключения Карика и Вали » () «Загадка простой воды» () «Небесный гость» ( -) «Приключения Кука и Кукки» () «Записки школьницы» () Напишите отзыв о статье "Ларри, Ян Леопольдович" Примечания Ссылки (с биографическими сведениями) в библиотеке Максима Мошкова Отрывок, характеризующий Ларри, Ян Леопольдович Судьба-насмешница обошлась с ней очень жестоко. Когда Леокадия была ещё совсем маленькой, но абсолютно нормальной девочкой, ей «посчастливилось» очень неудачно упасть с каменных ступенек и сильно повредить себе позвоночник и грудную кость. Врачи поначалу даже не были уверены, сможет ли она вообще когда-то ходить. Но, спустя какое-то время, этой сильной, жизнерадостной девочке всё-таки удалось, благодаря её решительности и упорству, подняться с больничной койки и медленно, но уверенно начать заново делать свои «первые шаги»... Вроде бы всё кончилось хорошо. Но, через какое-то время, к всеобщему ужасу, у неё спереди и сзади начал расти огромный, совершенно жуткий горб, который позже буквально изуродовал её тело до полной неузнаваемости… И, что было самое обидное – природа, как бы издеваясь, наградила эту голубоглазую девочку изумительно красивым, светлым и утончённым лицом, тем самым, как бы желая показать, какой дивной красавицей она могла бы быть, если бы ей не была приготовлена такая жестокая судьба... Я даже не пытаюсь себе представить, через какую душевную боль и одиночество должна была пройти эта удивительная женщина, пытаясь, ещё маленькой девочкой, как-то привыкнуть к своей страшной беде. И как она могла выжить и не сломаться когда, много лет спустя, став уже взрослой девушкой, должна была смотреться на себя в зеркало и понимать, что простое женское счастье ей не дано испытать никогда, каким бы хорошим и добрым человеком она не являлась… Она принимала свою беду с чистой и открытой душой и, видимо, именно это помогло ей сохранить очень сильную веру в себя, не обозлившись на окружающий мир и не плача над своей злой, исковерканной судьбой. До сих пор я, как сейчас помню, её неизменную тёплую улыбку и радостные светящиеся глаза, встречавшие нас каждый раз, вне зависимости от её настроения или физического состояния (а ведь очень часто я чувствовала, как по-настоящему ей было тяжело)… Я очень любила и уважала эту сильную, светлую женщину за её неиссякаемый оптимизм и её глубокое душевное добро. А уж, казалось, как раз она-то и не имела ни малейших причин верить тому же самому добру, потому, что во многом никогда так и не смогла почувствовать, что это такое по-настоящему жить. Или, возможно, почувствовала намного глубже, чем могли чувствовать это мы?.. Я была тогда ещё слишком маленькой девочкой, чтобы понять всю бездну различия между такой искалеченной жизнью и жизнью нормальных здоровых людей, но я прекрасно помню, что даже много лет спустя, воспоминания о моей чудесной соседке очень часто помогали мне переносить душевные обиды и одиночество и не сломаться когда было по-настоящему очень и очень тяжело. Я никогда не понимала людей, которые вечно были чем-то недовольны и постоянно жаловались на свою, всегда неизменно «горькую и несправедливую», судьбу... И я никогда не понимала причину, которая давала им право считать, что счастье заранее предназначено им уже с самого их появления на свет и, что они имеют, ну, прямо-таки «законное право» на это ничем не нарушаемое (и совершенно незаслуженное!) счастье... Я же такой уверенностью об «обязательном» счастье никогда не страдала и, наверное, поэтому не считала свою судьбу «горькой или несправедливой», а наоборот – была в душе счастливым ребёнком, что и помогало мне преодолевать многие из тех препятствий, которые очень «щедро и постоянно» дарила мне моя судьба… Просто иногда случались короткие срывы, когда бывало очень грустно и одиноко, и казалось, что стоит только внутри сдаться, не искать больше причин своей «необычности», не бороться за свою «недоказанную» правду, как всё сразу же станет на свои места… И не будет больше ни обид, ни горечи незаслуженных упрёков, ни, ставшего уже почти постоянным, одиночества. Но на следующее утро я встречала свою милую, светящуюся, как яркое солнышко, соседку Леокадию, которая радостно спрашивала: – Какой чудесный день, не правда ли?.. – И мне, здоровой и сильной, тут же становилось очень стыдно за свою непростительную слабость и, покраснев, как спелый помидор, я сжимала свои, тогда ещё маленькие, но достаточно «целеустремлённые» кулаки и снова готова была кинуться в бой со всем окружающим миром, чтобы ещё более яростно отстаивать свои «ненормальности» и саму себя… Помню, как однажды, после очередного «душевного смятения», я сидела одна в саду под своей любимой старой яблоней и мысленно пыталась «разложить по полочкам» свои сомнения и ошибки, и была очень недовольна тем, какой получался результат. Моя соседка, Леокадия, под своим окном сажала цветы (чем, с её недугом было очень трудно заниматься) и могла прекрасно меня видеть. Наверное, ей не очень понравилось моё тогдашнее состояние (которое всегда, несмотря на то, хорошее или плохое, было написано на моём лице), потому что она подошла к забору и спросила – не хочу ли я позавтракать с ней её пирожками?

Ян Леопольдович Ларри (15.II.1900, Рига - 18.III. 1977, Ленинград), прозаик, детский писатель, известный также произв. др. жанров.
Род. в Риге (ныне-Латвия), в возрасте 9 лет осиротел - бродяжничал, работал в трактире, учеником в часовом магазине; был призван в царскую армию, а до конца Гражданской войны воевал в рядах Красной Армии. После демобилизации работал в ред. газ. Харькова, Новгорода, Ленинграда, (ныне - СПБ), занимался самообразованием, окончил биол. ф-т ЛГУ, аспирантуру Всесоюзного НИИ рыбного хозяйства, работал директором рыбзавода. Печататься начал с 1920-х гг. Чл. СП.

В 1941 г. арестован и осужден на 10 лет (с последующим поражением в правах на 5 лет); освобожден только в 1956 г.
Арестован 13 апреля 1941 года Управлением НКГБ по Ленинградской области.

С 17 декабря 1940 года по настоящее время переслал в указанный адрес 7 глав еще незаконченной своей контрреволюционной повести, в которой с контрреволюционных троцкистских позиций критикует мероприятия ВКП(б) и Советского правительства».

«...Посылаемые Ларри в адрес ЦК ВКП(б) главы этой повести написаны им с антисоветских позиций, где он извращал советскую действительность в СССР, привел ряд антисоветских клеветнических измышлений о положении трудящихся в Советском Союзе.

Кроме того, в этой повести Ларри также пытался дискредитировать комсомольскую организацию, советскую литературу, прессу и другие проводимые мероприятия Советской власти».

Обвинялся по ст. 58-10 УК РСФСР (антисоветская агитация и пропаганда).

5 июля 1941 года Судебная Коллегия по уголовным делам Ленинградского городского суда приговорила Ларри Я. Л. к лишению свободы сроком на 10 лет с последующим поражением в правах сроком на 5 лет.

Постановлением Судебной Коллегии по уголовным делам Верховного Суда РСФСР от 21 августа 1956 года приговор Ленинградского городского суда от 5 июля 1941 года в отношении Ларри Я. Л. отменен, и дело прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления.

Ларри Я. Л. по данному делу реабилитирован.

Первые НФ произв. Л. вышли в нач. 1930-х гг. После малоинтересной повести "Окно в будущее" (1930) писатель опубликовал свою самую значительную книгу - "публицистическую" повесть "Страна счастливых" (1931), в к-рой высказаны представления автора о коммунизме в близком будущем (см. Оптимизм и пессимизм, Политика, Социализм, Утопия); отвергая тоталитаризм и ложь, предупреждая о грядущей глобальной катастрофе (сокращение запасов энергии) и о необходимости планомерного освоения космоса, Л., с одной стороны, полемизировал с недавно опубл. за рубежом романом "Мы" Е.Замятина, а с др. - рискнул даже намекнуть на Сталина, выведя его в образе подозрительного, коварного и упрямого персонажа с именем Молибден. В результате повесть успешно замалчивали на протяжении десятилетий.

После нек-рого перерыва Л. (с помощью С.Я.Маршака) выпустил повесть детской НФ - "Необыкновенные приключения Карика и Вали" (1937; 1937), не устаревшую по сей день (см. Биология, Дети); экранизирована на телевидении в 1987 г.; а также повесть "Загадка простой воды" (1939).

Очередной НФ роман - "Небесный гость", в к-ром нелепости сов. об-ва обнажаются через восприятие космич. пришельца (см. Инопланетяне, Сатирическая НФ, Социализм), Л. начал писать для "единственного читателя" - И.В.Сталина, к-рому посылал главу за главой в Кремль; до апреля 1941 г., когда автора наконец разыскали и арестовали, было написано 7 глав.

Из НФ Л. послевоен. периода выделяется сказочная повесть "Приключения Кука и Кукки" (1961).

Ознакомьтесь ниже с биографией Яна Ларри, чтобы составить для себя полную картину его жизни и его творчества.

Ян Ларри - советский писатель. Писал книги для детей и фантастику. Родился в Риге 15 февраля 1900 года. Детство у писателя было трудным. Уже в раннем возрасте умерли его родители, в результате этого Ларри стал бездомным. Уже в 10 лет он начал подрабатывать, то помогая часовщику, то работая официантом.

Когда Ларри было всего 14 лет, началась Первая мировая война. Мальчик был призван в армию, и служил вплоть до октября 1917 года, когда произошла Великая Октябрьская социалистическая революция. После революции Ян Ларри перешел в армию красных и воевал за них в годы Гражданской войны.

После увольнения из армии пошел учиться. В Ленинграде закончил биологический факультет университета, а позже и аспирантуру. Через какое-то время Ларри удалось получить должность директора рыбного завода. Стоит отметить, что он закончил именно аспирантуру Всесоюзного НИИ Рыбного Хозяйства.

Творчество в биографии Яна Ларри

Свое литературное творчество писатель начал в 1920-х годах. Через какое-то время писатель стал больше уделять внимание научной фантастике. Первая подобная работа появилась в 1930 году и называлась «Окно в будущее». Книга не получила популярности. Зато роман, выпущенный Ларри через год, «Страна счастливых», принес автору известность. В книге Ларри описал свое представление о будущем коммунизма.

Не все знают, что хотя биография Яна Ларри полна творческих успехов, все-таки, главную известность писатель получил благодаря детской книге «Необыкновенные приключения Карика и Вали». Книга повествует о фантастических путешествиях детей. В ней интересно описываются растения и насекомые. В будущем книга много раз переиздавалась. В 1987 году по ней был даже снят фильм, а в 2005 появился мультфильм.
В 1940 году Ян Ларри взялся за работу над сатирическим романом «Небесный гость». В книги он описывал, как инопланетяне видят жизнь на Земле. По мере написания глав Ларри отправлял их Сталину. Он называл Сталина «единственным читателем» романа. Через год, после того как отправил 7 глав, писатель был арестован и на 10 лет отправлен в лагерь.

После отбывания срока заключения Ян Ларри написал еще два детских рассказа - «Приключения Кука и Кукки» и «Записки школьницы». Умер Ян Ларри в возрасте 77 лет в Ленинграде.

Если вы ознакомились уже с биографией Яна Ларри, вы можете поставить свою оценку данному автору вверху страницы.

Кроме того приглашаем вас посетить раздел Биографии , где вы сможете прочитать другие интересные статьи о творчестве популярных писателей, помимо биографии Яна Ларри.

Предыдущая статья: Любил ли генрих 2 диану де пуатье Следующая статья: Мудрые и проницательные цитаты сэра уинстона черчилля