Кто по профессии николай карамзин. «На данные ему пять талантов истинно принес другие пять. Интересные факты из жизни

На этом уроке вы познакомитесь с биографией Николая Михайловича Карамзина, рассмотрите его жизненный и творческий путь, узнаете, какое место Карамзин занимает в русской культуре.

Николай Михайлович Карамзин родился в 1766 году, его отец происходил из потомков князей Кара-мурзы (татарского князя, который ещё в XV веке пришёл в Россию). Впоследствии потомки его стали костромскими и нижегородскими помещиками, а Николай Карамзин родился уже в Симбирской губернии (рис. 2) в то время, когда отец его был в отставке в чине ротмистра.

Рис. 2. Сквер у памятника Карамзину. Большая Саратовская улица в Симбирске (фото 1866 г.) ()

Детские годы Карамзин провёл в имении своего отца. Там же он получил первоначальное образование и воспитание. В наследство от рано умершей матери ему осталась богатая библиотека, наполненная в основном переводными романами. А кроме того, один из соседей подарил подростку «Древнюю историю» Роллена в 10 томах, переведённую на русский язык Василием Кирилловичем Тредиаковским (одним из первых русских учёных-филологов) (рис. 3).

Рис. 3. В.К. Тредиаковский ()

Когда Карамзин достиг одиннадцати лет, возможности домашнего воспитания и образования, тем более в провинции, оказались исчерпанными. И отец счёл за благо отвезти сына в Москву и отдать его в частный пансион профессора Московского университета И.М. Шадена, где Карамзин обучался, а также получил возможность слушать лекции в Московском университете (рис. 4).

Рис. 4. Императорский Московский университет в XVIII веке ()

После окончания пансиона Шадена Карамзин едет в Петербург и поступает на службу в гвардейский преображенский полк. Это была практика того времени, когда молодые дворяне были записаны в гвардейские полки ещё до рождения. Можно вспомнить аналогичную историю, описанную Пушкиным в «Капитанской дочке», когда Петруша Гринёв был записан ещё до своего рождения в гвардейский полк (рис. 5).

Рис. 5. Афиша одноимённого фильма по повести А.С. Пушкина «Капитанская дочка» ()

Это давало возможность дворянским детям, минуя обязательную солдатскую службу, которая была установлена ещё указом Петра, сразу получать офицерский чин. Однако Карамзина служба (тем более военная) не привлекала. И буквально сразу он берёт годичный отпуск, а потом, воспользовавшись ранней скоропостижной смертью отца, и вовсе уходит в отставку и уезжает в родной Симбирск.

Такая позиция Карамзина вообще необычна. Друг и соратник Карамзина, знаменитый поэт Иван Иванович Дмитриев (рис. 6), был министром, а кабинет-секретарём Екатерины был Гаврила Романович Державин.

Рис. 6. Иван Иванович Дмитриев ()

И Александр I, и Николай I будут предлагать Карамзину высокие государственные посты, но Карамзин будет последовательно от этого уклоняться. Это, безусловно, требует своего объяснения. Карамзин сам объяснил подобное своё поведение в одном из писем буквально за несколько месяцев до смерти. Он писал:

«Приближаясь к концу своей деятельности, я благодаря Бога за свою судьбу.

Может быть, я заблуждаюсь, но совесть моя спокойна. Любезное Отечество ни в чём не может меня упрекнуть. Я всегда был готов служить ему, не унижая своей личности, за которую я в ответе перед той же Россией.

Да, пусть я только и делал, что описывал историю варварских веков, пусть меня не видали ни на поле боя, ни в совете мужей государственных. Но поскольку я не трус и не ленивец, я говорю: «Значит, так было угодно Небесам». И без смешной гордости своим ремеслом писателя я без стыда вижу себя среди наших генералов и министров».

Пафос этих слов Карамзина в том, что он доказывает, что писательство, литература, занятие историей - это высокое общественной служение. А унижая свою личность, своё человеческое достоинство, человек совершает нравственное преступление перед своей Родиной. Можно смело утверждать, что главным творением Карамзина в истории русской культуры была личность самого Карамзина. Он всю жизнь строил ее как независимую и свободную.

В 1784 году Карамзин приезжает из Симбирска в Москву и благодаря протекции Ивана Петровича Тургенева входит в круг московских масонов, во главе которых стоял Николай Иванович Новиков (рис. 7), который был крупнейшим книгоиздателем и издателем журналов.

Рис. 7. Н.И. Новиков ()

Новиков привлекает Карамзина к участию в первом в России журнале для детей, для которого Карамзин переводит Юлия Цезаря и Шекспира, сочиняет стихи и выполняет массу другой работы.

Общение с Новиковым оставило огромный след в душе Карамзина, но само масонство и масонские идеи не привлекали его (рис. 8).

Рис. 8. Знак ордена масонов ()

Карамзин очень быстро разочаровывается в масонстве. Намечается внутренний разрыв, конфликтная ситуация. Чтобы избежать этого конфликта, Карамзин принимает решение уехать за границу, в путешествие по Европе, которое впоследствии даст ему материал для его знаменитых «Писем русского путешественника».

В 1789 году Карамзин уезжает за границу. Но это не просто увеселительная прогулка. Карамзин посещает виднейших мыслителей, учёных, писателей. Он встречается с Кантом (рис. 9), беседует с Виландом, он намерен был встретиться с Гёте, но какие-то обстоятельства помещали этому.

Рис. 9. Иммануил Кант ()

Он в национальном собрании в Париже слушает речь мало кому тогда ещё известного депутата национального собрания Максимилиана Робеспьера (рис. 10).

Рис. 10. Максимилиан Робеспьер ()

Карамзин оказывается во Франции в разгар величайших политических и исторических событий - в начале Великой французской революции. Все эти впечатления впоследствии будут изложены Карамзиным в его книге «Письма русского путешественника», которая станет одной из важнейших книг русской литературы XVIII века (рис. 11).

Рис. 11. «Письма русского путешественника». Титульный лист издания 1797 года ()

Вернувшись из-за границы, Карамзин начинает публиковать свои «Письма русского путешественника» в специально созданном им самим для этого московском журнале. Публикация книги становится замечательным событием. У книги масса восторженных поклонников и масса недоброжелателей. Всё это происходит потому, что в книге создаётся совершенно необычный образ путешественника. На первый взгляд, это юный, легкомысленный молодой человек, который бесцельно ездит по Европе, посещает европейских знаменитостей. Но внимательный читатель может заметить, что с такими людьми, как Кант или знаменитый писатель Виланд, этот юный русский дворянин беседует на равных. Он говорит с ними о вопросах, важнейших для европейской культуры, он обнаруживает необыкновенную начитанность, оказывается, он знаком с их главными трудами и, действительно, беседует с ними на равных. Эта книга соединяет в себе черты художественные и публицистические. Но главным её открытием, конечно, становится образ путешественника.

Ещё большим событием становится выход в свет в следующем (1792) году повести «Бедная Лиза» (рис. 12). Пожалуй, ни одной русской книге до этого не был суждён такой беспримерный успех, такая беспримерная популярность.

Рис. 12. «Бедная Лиза». Гравюра Н. Соколова (1796) ()

В это время в России складывается довольно тревожная политическая обстановка в связи с революционными событиями во Франции. Правительство во всём стремится видеть влияние французских идей. Арестован за «Книгу путешествий из Петербурга в Москву» Радищев (рис. 13), и Карамзин, который был хорошо знаком с Радищевым, счёл за благо в это время отойти от активной общественной деятельности и целиком сосредоточиться на художественно-литературном творчестве.

Рис. 13. А.Н. Радищев ()

В 1794 году выходит в свет самая скандальная, вызвавшая самые противоречивые толки, самая загадочная повесть Карамзина «Остров Борнгольм» (рис. 14). В ней описывается, как во время своего путешествия по Англии некий человек встречает юношу, живущего там в изгнании. Этот юноша необыкновенно грустен, он поёт песню, в которой есть такие слова:

«Законы осуждают предмет моей любви».

Рис. 14. Остров Борнгольм (Дания) ()

Впоследствии, посетив остров Борнгольм, путешественник не столько понимает, сколько догадывается, в чём причина несчастья бедного юноши-изгнанника. Он знакомится там со старцем, который посещает в темнице томящуюся там девушку. Возникает намёк на то, что эта узница - сестра несчастного изгнанника. Естественно, что их любовь является преступной. Однозначного ответа на этот вопрос нет, путешественник скорее догадывается о том, что это так. Но юноша считает, что он не виноват перед природой. Однако рассказчик, за которым стоит сам Карамзин, считает, что это не освобождает его от ответственности перед людьми. Возникает сложная нравственная ситуация, которую Карамзин раскрывает, избегая морализирования. Он не делает никаких однозначных выводов, он не выносит сурового приговора, но он побуждает читателя самому дать нравственную оценку происходящему в повести.

В 1801 году, после убийства Павла I, на российский престол восходит Александр Павлович I (рис. 15). В стране в корне меняется общественно-политическая ситуация. Пушкин писал о времени «дней Александровых» как о «прекрасном начале». Общество желало скорых и неизбежных, необходимых перемен.

Рис. 15. Александр Павлович I Романов ()

Александр I предлагает Карамзину различные государственные посты. Карамзин отказывается, но вновь активно включается в общественно-политическую деятельность. Карамзин создаёт первый в России общественно-политический журнал «Вестник Европы», а сам становится практически первым в России политическим обозревателем.

С 1803 года (последние 23 года своей жизни) Карамзин проводит фактически очень уединённо, в кругу семьи, обложившись летописями и другими историческими источниками, и до конца жизни он работает над «Историей Государства Российского» (рис. 16).

Рис. 16. «История Государства Российского». Издание второе (1818 год) ()

Это был почти монашеский подвиг. Не случайно Пушкин назовёт этот труд Карамзина подвигом честного человека, а создателя «Истории Государства Российского» - последним русским летописцем. И до сих пор «История Государства Российского» не утратила ни своей научной, ни художественной ценности.

Считается, что косвенной причиной смерти Карамзина послужили события 14 декабря 1825 года (восстание декабристов) (рис. 17).

В этот день Карамзин приехал в Зимний Дворец для того, чтобы присягнуть новому императору. Вдруг снаружи начали раздаваться крики и стрельба. Но Карамзину всё нужно видеть своими глазами, видеть так, как это было в 1790 году в Париже, как это было в 1812 году в горящей Москве. И Карамзин выходит на площадь. Люди вспоминали, что видели человека с развевающимися седыми волосами без шляпы, в парадном мундире, в орденах, который уговаривал собравшихся разойтись. Декабрьский мороз сделал своё дело. Карамзин простудился и заболел воспалением лёгких. Декабристского мятежа, бунта Карамзин, принципиальный противник насилия как достижения каких-либо благих целей, не принял. Он писал:

«Заблуждение и преступление этих молодых людей - суть заблуждение и преступление нашего века».

Рис. 18. Николай Карамзин ()

Карамзин заболевает и фактически не возвращается уже к активной художнической или научной деятельности. Были планы уехать лечиться за границу (в Италию), но этим планам не суждено было сбыться.

Николай Иванович Новиков Николай Иванович Новиков - выдающийся деятель русского Просвещения, журналист, книгоиздатель, автор многочисленных сатирических сочинений, один из создателей русского издательского дела. Достаточно сказать, что почти треть выходивших в России во второй половине 80-х - начале 90-х гг. XVIII века книг была издана благодаря деятельности Николая Ивановича Новикова. Познакомившись со страшной, беспросветной жизнью русского крестьянства, Новиков решил, что необходимо изменить существующее положение вещей. Главным пороком русской жизни он считал практически повсеместное отсутствие образованных и добродетельных людей. Он развернул невероятную общественную деятельность. Новиков обладал громадным организаторским талантом, необыкновенной практической хваткой. Благодаря своей издательской деятельности он создал типографическое товарищество. Он зарабатывал огромные деньги, но при этом был бедным человеком, потому что практически все выручку он использовал для того, чтобы в «голодные годы» помогать крестьянским семьям, выплачивать стипендии недостаточным студентам, отправлять за свой счёт за рубеж бедных, но способных русских юношей для обучения в европейских университетах. Новиков обладал колоссальным даром убеждения. Известна история одного разбогатевшего уральского ямщика Походяшина. Увлечённый идеями Новикова, Походяшин отдал ему для оказания помощи голодающим огромную сумму (миллион рублей). Но когда Новиков был арестован, а все его типографическое оборудование конфисковано, Походяшин оказался нищим, но до конца своих дней он считал, что знакомство с Новиковым - главное счастье его жизни.

О сентиментализме Сентиментализм - это не просто литературное направление. Сентиментализм - это особый тип мышления и порождённая им художественная культура, в том числе и литература. Под словом сентиментальный в XVIII веке понимали вовсе не то, что сейчас понимаем мы. Слово сентиментальный обозначало человека, способного к эмоциональной реакции, состраданию, сочувствию чужим бедам, чужим несчастьям. Развитие этой способности в людях было целью писателей-сентименталистов. Сентименталисты считали, что, сострадая человеку и помогая ему, можно испытывать самые сильные душевные радости. Желание добра становится не каким-то внешним побуждением, условным нравственным долгом, а внутренней потребностью человека. Это открывало колоссальные возможности и сулило целую этическую революцию. Такого рода чувствительных, добродетельных людей мы находим в произведениях основоположников сентиментализма - писателя Лоренса Стерна в его романе «Сентиментальное путешествие» (от этого романа данное направление и получило своё название) и великого писателя-сентименталиста, французского философа Жан-Жака Руссо (рис. 19) в его романе «Юлия, или новая Элоиза». Рис. 19. Жан-Жак Руссо () Писатели-сентименталисты считали, что добродетельный, чувствительный человек не может быть безнравственным, порочным, злым. И в этом они видели пути достижения социальной гармонии. А главным средством достижения этой цели служила литература, которая ставила своей целью воспитание в людях чувствительности.

Сегодня в Петербурге, в Александро-Невской Лавре, на могиле Карамзина лежит мраморная плита. На ней два имени: Николай Михайлович и Екатерина Андреевна Карамзины (рис. 20).

Рис. 20. Могила Н. М. Карамзина и его жены в Александро-Невской Лавре (г. Санкт-Петербург) ()

И есть проникновенные строки, написанные младшим другом, соратником, учеником Карамзина, выдающимся поэтом Василием Андреевичем Жуковским (рис. 21).

Рис. 21. В.А. Жуковский ()

Интересно, что строчки эти он включил в стихотворное послание другу Карамзина - знаменитому поэту Ивану Ивановичу Дмитриеву. В этом стихотворении Жуковский писал:

«Лежит венец на мраморе могилы

Ей молится России верный сын,

И будет в нём для дел прекрасных силы

Святое имя: Карамзин».

Деятельность и творчество Карамзина побудили многих русских учёных к исследованиям. Карамзину и его деятельности посвящены замечательные труды отечественных исследователей, в том числе и выдающегося учёного, академика Виктора Владимировича Виноградова (рис. 22).

Рис. 22. В.В. Виноградов ()

Список литературы

1. Литература. 8 класс. Учебник в 2 ч. Коровина В.Я. и др. - 8-е изд. - М.: Просвещение, 2009.
2. Меркин Г.С. Литература. 8 класс. Учебник в 2 частях. - 9-е изд. - М.: 2013.
3. Критарова Ж.Н. Анализ произведений русской литературы. 8 класс. - 2-е изд., испр. - М.: 2014.

1. Интернет портал «Биографии писателей» ()
2. Интернет портал «Библиотека Максима Мошкова» ()
3. Интернет портал «nsportal.ru» ()

Домашнее задание

1. Как прошли детские и юношеские годы Карамзина?
2. При каких обстоятельствах было написано произведение Карамзина «Письма русского путешественника»?
3. Какую роль сыграла деятельность Николая Михайловича Карамзина для развития русской культуры?

Николай Карамзин, биография которого начинается 1 декабря 1766 года, родился в в небогатой дворянской семье образованных и просвещенных родителей. Первое образование получил в частном пансионе профессора Шадена. После этого, как и многие другие светские молодые люди, он отправился служить в гвардейский полк, который считался одним из лучших.

Именно в это время Николай Карамзин, краткая биография которого представлена в данной статье, впервые ясно осознает необходимость собственного пути, отличного от обыкновенного: удачная карьера, положение в обществе, чины и почести. Все это нисколько не привлекало будущего писателя. Прослужив в армии меньше года, он в невысоком звании поручика в 1784 году ушел в отставку и вернулся в свой родной Симбирск.

Жизнь в провинциальном Симбирске

Внешне Карамзин живет беспорядочной, рассеянной жизнью светского человека, блистающего столичными манерами и галантным обхождением с дамами. Николай Михайлович модно одевается, следит за своей внешностью, играет в карты. На губернских балах он был ловким и блестящим кавалером. Но все это - лишь внешние проявления его характера.

В это время Карамзин, биография которого богата на довольно неожиданные повороты и события, серьезно задумывается о своем месте в жизни, много читает, знакомится с интересными людьми. Он уже получил хорошее образование, но продолжает развиваться, приобретая все новые знания в различных сферах. Больше всего Карамзин интересуется историей, литературой и философией.

Друг семьи Иван Петрович Тургенев, масон и литератор, состоявший в большой дружбе с Николаем Ивановичем Новиковым (который был также масоном, талантливым журналистом, книгоиздателем и писателем-сатириком), сыграл определенную роль в жизни будущего писателя. По его совету Николай Михайлович переехал в Москву и познакомился с кружком Новикова. Так начался новый период в его жизни, охватывающий время с 1785 по 1789 годы. Скажем о нем несколько слов отдельно.

Знакомство с масонами

Четырехлетнее общение с кружком масонов очень изменило образ Карамзина, его жизнь и мышление. Заметим, что в России еще не до конца изучена. Оно длительное время рассматривалось наукой как в основном реакционное. Однако в последние годы точка зрения на это движение несколько меняется.

Масонские ложи представляют собой особые нравственно-религиозные кружки, основанные впервые в Англии в восемнадцатом веке, а позже и в других государствах, в том числе и в нашей стране. В основе кодекса, который исповедовали масоны, лежит необходимость духовного самосовершенствования человека. У них были и свои политические программы, во многом связанные с религиозными и нравственными. Для деятельности масонов была характерна театральная обрядность, таинственность, рыцарские и другие ритуалы, имеющие мистический оттенок. Она была насыщена интеллектуально и духовно, отличалась высокими нравственными принципами и серьезностью. Масоны держались обособленно. Вот такая, описанная в общих чертах атмосфера окружала с тех пор Карамзина. Он начал общаться с интереснейшими людьми: Николаем Ивановичем Новиковым (смотрите фото ниже) и Алексеем Михайловичем Кутузовым. Влияние столь незаурядных личностей дало мощный толчок к развитию писательского таланта и его творческому самоопределению.

Сначала Карамзин переводит на русский язык художественную прозу, а позже начинает писать для журнала "Детское чтение", издателем которого был Николай Иванович Новиков, свои первые поэтические произведения. Именно в этот период он осознает свой писательский талант.

Но вот заканчивается период самоопределения, а вместе с ним и масонский период жизни молодого писателя. Рамки масонских лож становятся тесны для него, ему хочется познать жизнь в ее богатстве, пестроте и многообразии. Для того чтобы стать профессиональным писателем, требуется на собственном опыте испытать ее хорошие и плохие стороны. Поэтому Карамзин, биография которого рассмотрена в рамках данной публикации, покидает масонов и отправляется в путешествие.

Путешествие по Европе

Для этого Николай Михайлович заложил свое наследственное имение и решил истратить все полученные деньги на поездку по Европе, чтобы потом ее описать. Это был очень смелый и необычный шаг для того времени. Ведь для Карамзина он означал отказ от жизни на доходы от наследственного поместья и обеспечения себя за счет труда крепостных крестьян. Теперь Николаю Михайловичу оставалось зарабатывать на жизнь собственным трудом профессионального литератора.

За границей он провел около полутора лет, объездив Швейцарию, Германию, Англию и Францию. Карамзин, биография которого описывается в данной статье, знакомился с интересными и выдающимися людьми этих государств, совсем не ощущая себя провинциалом, представляя свою страну весьма достойно. Он наблюдал, слушал, записывал. Николая Михайловича привлекали жилища людей, исторические памятники, фабрики, университеты, уличные гуляния, трактиры,

Он оценивал и сравнивал характеры и нравы той или иной национальности, изучал особенности речи, записывал в свою книжку описания уличных сцен, вел записи различных бесед и собственных размышлений. Осенью 1790 года Карамзин возвращается в Россию, после чего начинает издавать "Московский журнал", куда помещает свои статьи, повести, стихотворения. Здесь были напечатаны и знаменитые "Письма русского путешественника", и принесшая ему огромную известность "Бедная Лиза".

Издание альманахов

В течение нескольких следующих лет Николай Михайлович издает альманахи, среди которых был трехтомный альманах "Аониды", написанный в стихах, а также сборник "Мои безделки", включающий в себя различные повести и стихотворения. К Карамзину приходит известность. Его знают и любят не только в двух столицах (Петербурге и Москве), но и по всей России.

Историческая повесть "Марфа Посадница"

Одним из первых произведений Карамзина, написанных в прозе, является опубликованная в 1803 году "Марфа Посадница" (жанр - историческая повесть). Она была написана еще задолго до того, как в России началось увлечение романами Вальтера Скотта. В этой повести проявилось тяготение Карамзина к античности, классике как к недостижимому идеалу нравственности, намечавшееся еще в середине 1790-х годов в утопии "Афинская жизнь".

В эпическом, античном виде борьбу новгородцев с Москвой представил в своем произведении Николай Карамзин. "Посадница" затрагивала важные мировоззренческие вопросы: о монархии и республике, о народе и вождях, о "божественном" историческом предопределении и неповиновении ему отдельной личности. Симпатии автора были явно на стороне новгородцев и Марфы, а не монархической Москвы. Эта повесть обнаруживала и мировоззренческие противоречия писателя. Историческая правда была, несомненно, на стороне новгородцев. Однако Новгород обречен, плохие предзнаменования являются предвестниками скорой гибели города, и позже они оправдываются.

Повесть "Бедная Лиза"

Но наибольший успех имела повесть "Бедная Лиза", опубликованная еще в 1792 году. Часто встречающийся в западной литературе восемнадцатого века сюжет о том, как дворянин соблазнил крестьянку или мещанку, в русской литературе впервые разработал в данной повести Карамзин. Биография нравственно чистой, прекрасной девушки, а также мысль о том, что подобные трагические судьбы могут встречаться и в окружающей нас действительности, способствовали огромному успеху этого произведения. Важно было и то, что Н.М. Карамзин ("Бедная Лиза" стала его "визитной карточкой") учил своих читателей замечать красоту родной природы и любить ее. Гуманистическая направленность произведения имела неоценимое значение для литературы того времени.

Повесть "Наталья, боярская дочь"

В этом же, 1792, году появилась на свет повесть "Наталья, боярская дочь". Она не столь известна, как "Бедная Лиза", однако затрагивает очень важные нравственные вопросы, которые волновали современников Н.М. Карамзина. Одним из важнейших в произведении является проблема чести.

Алексей, возлюбленный Натальи, был честным человеком, служившим русскому царю. Поэтому он признался в своем "преступлении", в том, что похитил дочь Матвея Андреева, любимого боярина государя. Но царь благословляет их брак, видя, что Алексей - достойный человек. Это же делает и отец девушки. Заканчивая повесть, автор пишет о том, что молодожены жили долго и счастливо и были похоронены вместе. Их отличала и преданность государю.

В повести, которую создал Карамзин ("Боярская дочь"), вопрос чести неотделим от служения царю. Счастлив тот, кого любит государь. Поэтому жизнь этой семьи складывается так удачно, ведь добродетель вознаграждается.

Заслуженная известность

Провинциальная молодежь зачитывается произведениями Карамзина. Присущий его произведениям легкий, разговорный, естественный стиль, изящная и в то же время демократичная художественная манера явились революционными с точки зрения восприятия произведений публикой. Впервые формируется понятие увлекательного, интересного чтения, а вместе с ним и литературное поклонение автору.

Николай Михайлович Карамзин, биография и творчество которого привлекали множество людей, пользуется большой известностью. В Москву съезжаются восторженные молодые люди со всех концов страны лишь для того, чтобы посмотреть на любимого писателя. Лизин пруд, получивший известность благодаря происходившим здесь событиям повести "Бедная Лиза", расположенный в подмосковном селе Коломенском, начинает играть роль знакового места, сюда приезжают, чтобы признаться в любви или погрустить в одиночестве.

Работа над "Историей государства Российского"

Через некоторое время Карамзин резко и неожиданно меняет свою жизнь. Оставив художественную литературу, он принимается за огромный исторический труд - "Историю государства Российского". Замысел этой работы, по-видимому, давно уже созрел в его воображении.

В начале девятнадцатого века начал свое любимый внук Екатерины II. Первое время он был либеральным и просвещенным правителем. В исторические повествования даже вошло такое название, как "александровская весна".

Друг Карамзина и бывший учитель юного императора М.Н. Муравьев походатайствовал о том, чтобы Николая Михайловича назначили на должность придворного историографа. Такое назначение было очень важно для Карамзина и открыло ему огромные возможности. Теперь он получал пенсию (как мы знаем, других средств к существованию у писателя не было). Но самое главное, что ему был открыт доступ к историческим архивам, имевшим огромное значение. Николай Михайлович Карамзин, биография которого представлена вашему вниманию, с головой окунулся в работу: он читал рукописи и книги по истории, разбирал древние фолианты, выписывал, сравнивал.

Трудно представить, какую огромную работу проделал историк Карамзин. Ведь на создание двенадцати томов его "Истории государства Российского" ушло двадцать три года напряженного труда, с 1803 по 1826 г. Изложение исторических событий отличалось, насколько это возможно, беспристрастностью и достоверностью, а также прекрасным художественным слогом. Повествование было доведено до "смутного времени" в истории русского государства. Смерть Николая Михайловича не позволила осуществить масштабный замысел до конца.

Работы Карамзина, его труды, выходившие двенадцатью томами, следовавшими один за другим, вызывали многочисленные читательские отклики. Возможно, впервые за всю историю печатная книга спровоцировала такой всплеск жителей России. Карамзин открыл народу его историю, объяснил его прошлое.

Содержание труда воспринималось весьма неоднозначно. Так, вольнолюбивая молодежь была склонна оспаривать поддержку монархического строя, которую выказывал на страницах "Истории государства Российского" историк Карамзин. А молодой Пушкин даже написал дерзкие эпиграммы на почтенного в те годы историка. По его мнению, этот труд доказывал "необходимость самовластья и прелести кнута".

Карамзин, книги которого никого не оставили равнодушным, в ответ на критику всегда был сдержан, спокойно воспринимал как насмешки, так и похвалу.

Мнение об "Истории государства Российского" А.С. Пушкина

Переехав жить в Петербург, он, начиная с 1816 года, каждое лето проводит в Царском Селе со своей семьей. Карамзины - радушные хозяева, принимающие в своей гостиной таких известных поэтов, как Вяземский, Жуковский и Батюшков, а также образованную молодежь. Здесь часто бывал и молодой А.С. Пушкин, с упоением слушая, как старшие читают стихи, ухаживая за женой Н.М. Карамзина, уже немолодой, но обаятельной и умной женщиной, которой он решился даже послать признание в любви. Мудрый и опытный Карамзин простил выходку молодого человека, как и его дерзкие эпиграммы на "Историю".

Через десять лет Пушкин, уже будучи зрелым человеком, по-другому посмотрит на великий труд Николая Михайловича. В 1826 году, будучи в ссылке в Михайловском, он напишет в "Записке о народном воспитании" о том, что историю России следует преподавать по Карамзину, и назовет это произведение не просто трудом великого историка, но и подвигом честного человека.

Со стороны Александра Сергеевича это не был жест лояльности по отношению к властям с надеждой о помиловании и возвращении из ссылки. Отнюдь нет, поскольку спустя год, уже после возвращения Пушкин снова вернется к "Истории", в очередной раз высоко оценив ее.

Последние годы жизни

Характеристика Карамзина была бы неполной без описания последних лет жизни. Последние десять лет прошли очень счастливо. Он дружил с самим царем, Александром I. Друзья часто гуляли вместе в Царскосельском парке, подолгу беседуя, умиротворенно и степенно. Вполне возможно, что император, осознавая благородство и порядочность Николая Михайловича, рассказывал ему намного больше, чем дворцовым чиновникам. Карамзин часто не соглашался с доводами и мыслями Александра I. Однако тот вовсе на него не обижался, а внимательно выслушивал и принимал к сведению. "Записка о древней и новой России", которую писатель вручил императору, содержит в себе множество пунктов, в которых историк был не согласен с политикой правительства того времени.

Николай Михайлович Карамзин, книги которого были очень популярны еще при его жизни, не стремился ни к наградам, ни к чинам. Правда, следует сказать, что у него была к которой он, однако, всегда относился с легкой иронией и юмором.

О великом русском писателе и историке, авторе знаменитой «Истории Государства Российского» – Николае Михайловиче Карамзине – мы говорим с доктором филологических наук, доцентом филологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова Владимиром Леонидовичем Коровиным.

– Карамзин – очень хороший писатель, классик нашей литературы, первый русский классический писатель в области художественной прозы.

Карамзин – первый русский классический писатель в области художественной прозы

Он – автор «Истории Государства Российского», первого в отечественной историографии обобщающего труда, в какой-то степени построенного на научных принципах критики источников. В ходе своей работы Карамзин ввёл в оборот целый ряд древнерусских литературных и исторических памятников.

С другой стороны, его называют нашим «последним летописцем», и в этом тоже есть смысл. Ведь Карамзин не претендовал на познание законов исторического процесса и не скупился давать нравственные оценки историческим деятелям. То есть, с одной стороны, «История» Карамзина стоит у истоков научной историографической традиции XIX века, а с другой – это яркое и не лишенное художественности произведение, рассчитанное на то, чтобы произвести на читателя и эстетическое, и нравственное воздействие.

Его «История» состоит как бы из двух частей. Первая – это связное повествование, написанное изысканным карамзинским языком, где даны яркие и запоминающиеся образы российских правителей. Их характеры в готовом виде могли заимствовать (и заимствовали) позднейшие русские поэты, драматурги и прозаики. А вторая часть – это примечания Карамзина к основному тексту, куда вынесено обсуждение спорных вопросов, рассуждения об источниках и т.д. Из этих примечаний в какой-то мере и вырастает русская историческая наука.

– А когда Николай Михайлович стал консерватором?

– Он, наверное, всегда таким был, в той или иной степени. Впрочем, консервативным мыслителем в полном смысле этого слова Карамзин стал в начале XIX столетия, в тот период, когда издавал журнал «Вестник Европы» и начинал работу над своей «Историей». Консерватизм его заключался в том, что он считал, что следует хранить то хорошее, что проверено временем, избегая новизны, всегда ненадёжной.

– Любой новизны?

– Это когда как. В «Записке о древней и новой России», обращаясь к Александру I, он пишет, что время требует от Государя мудрости более охранительной, чем творческой. Это 1811 год, канун Отечественной войны 1812 года. Тогда он так думал, будучи недоволен реформами Александра I. Это ситуативное высказывание, облеченное в форму общего суждения.

– Что Карамзин считал главными охранительными началами России?

– В период написания «Истории Государства Российского» для Карамзина таким началом в первую очередь являлось самодержавие. «Россия создалась победами единовластия, погибала от разновластия и спаслась самодержавием». Я цитирую в данном случае «Записку о древней и новой России», но в «Истории» Карамзин показывает это на конкретных примерах. «Гибла от разновластия» – это, например, про Смутное время в начале XVII века.

Второе охранительное начало – это Православие, единая вера, которую Карамзин оценивает как государственно-созидающее начало в России. А третье – это уважение к народным обычаям, народная гордость. Из карамзинской «Истории» вырастет позднее, после его смерти, знаменитая чеканная формула Сергея Семёновича Уварова: «Православие, самодержавие, народность».

– Уваров читал Карамзина?

– Конечно, читал. Все читали Карамзина. Уваров в молодые годы был писателем-карамзинистом.

– А у Карамзина эта триединая формула где-нибудь в таком или похожем виде сформулирована?

– Дело не в том, что формула Уварова непосредственно вырастает из текстов Карамзина. Скорее, можно сказать, что официальная идеология николаевского царствования во многом основывается на «Истории» Карамзина. Выражение «Православие, самодержавие, народность», взятое само по себе, звучит как лозунг, но у Карамзина его составляющие наполнены смыслом – и в его «Истории», и в его публицистике.

– С чего вообще начинался творческий путь Карамзина?

– С Московского университета и с круга московских масонов 1780-х гг. Или раньше – когда Карамзин ещё совсем молодым человеком принимает решение оставить военную службу, на которой числился с детства. С этого момента он больше никогда и нигде не служил.

– Где он служил до этого?

– Три года формально пробыл в гвардейском Преображенском полку, а на самом деле из трёх лет службы он один год просто был в отпуске, ещё год – в отпуске по случаю смерти отца, а потом снова в отпуске – по болезни, а после этого вышел в отставку.

Карамзин избирает для себя путь литератора. Он сознательно избегает служебной деятельности, чтобы посвятить себя словесности. В «Вестнике Европы» в 1802-м году он напечатает статью «Отчего в России мало авторских талантов?» Здесь он будет сожалеть, что у нас в России чины и звания более привлекательны для молодых людей, чем литературная слава. И что у нас недостаточно быть талантливым писателем для того, чтобы «иметь право на улыбку вежливости», нужно обладать ещё чем-то другим: чином, званием, состоянием. Карамзина иногда называют первым профессиональным литератором, поскольку до «Истории» он занимался исключительно литературной деятельностью.

Итак, в 1780-е гг. он оказывается в кругу московских масонов, мартинистов. Вольнослушателем посещает лекции в Московском университете. Живёт Карамзин тогда в Меньшиковой башне в Кривоколенном переулке, купленной масонами для воспитанников Дружеского учёного общества при Московском университете, однако развивается он, в общем, вполне самостоятельно. Молодой Карамзин начинает как переводчик, причем сам выбирает тексты для переводов. Его интересы были обращены не к Франции и не к французской литературе, а к литературе немецкой, в основном швейцарской (немецкоязычной). Его первые опубликованные литературные опыты – перевод идиллии Геснера «Деревянная нога» и дидактической поэмы Галлера «О происхождении зла». Вместе со своим другом Александром Петровым Карамзин стал издателем первого в России детского журнала «Детское чтение для сердца и разума». Основателем этого журнала был Николай Иванович Новиков, а Карамзин и Петров были редакторами, нанятыми Новиковым.

– Когда выходил этот журнал?

– С 1785-го по 1788-й год, Карамзин и Петров его редактировали с 1786 года. Карамзин публиковал там свои переводы и некоторые оригинальные сочинения.

Зрелое творчество Карамзина начинается с его европейского путешествия в 1789–1790 гг.

Зрелое творчество Карамзина начинается с его европейского путешествия в 1789–1790 гг

Все, наверное, знают его «Письма русского путешественника». Европейское путешествие Карамзина длилось 18 месяцев. Он путешествует за свой счёт, продав родному брату половину своей половины отцовского имения. Зачем он поехал в Европу – вопрос интересный и важный. Не буду пересказывать все версии, но, думаю, главным побудительным мотивом отправиться в путешествие было намерение написать книгу об этом путешествии. Это было литературное путешествие, оно так задумывалось изначально. Были, наверное, и другие цели, но они были побочными.

Путешествует Карамзин в очень непростой период истории Европы: это начало Французской революции. В дороге он узнаёт о взятии Бастилии. За 18 месяцев он проезжает через Германию, Швейцарию, Францию, затем приезжает в Англию, а оттуда морем возвращается в Петербург. Для человека, который стремится повидать новые места, хроника его путешествия выглядит странно. Из 18 месяцев он почти 8 месяцев безвыездно сидит в Женеве. Некоторых исследователей это наводило на мысль, что известный нам по книге Карамзина маршрут его путешествия несколько сфальсифицирован. Но есть и другое, более правдоподобное, на мой взгляд, объяснение. Проезжая через Германию и Швейцарию, Карамзин вёл подробные дневники и потом в Женеве на основе этих дневников начал писать свою книгу. То есть в Женеве он занимался именно тем, ради чего и отправился в путешествие. Когда он вернулся в Россию и начал издавать «Московский журнал» в 1791-м году, у него уже была готова первая половина «Писем русского путешественника», охватывающая маршрут по Германии и Швейцарии. Разделы книги, где описаны путешествие по Франции и Англии, будут написаны позднее, а полностью книга будет опубликована только в 1801-м году.

В течение 1790-х гг., отчасти из-за известий об ужасах революционного террора во Франции, политические взгляды Карамзина несколько изменились. Он всегда испытывал симпатии к республиканскому устройству, даже когда защищал самодержавие. Но он исходил из представлений французского философа-просветителя Монтескье о том, что монархия надежнее, чем республика, потому что республика успешна только там, где граждане добродетельны, а монархия не требует от людей «чрезвычайностей», то есть добродетелей, поэтому монархические государства способны «возвышаться на той степени нравственности, на которой республики падают». Карамзину принадлежит фраза, записанная Пушкиным: «Сердцем я республиканец, но разумом монархист». То же самое в его повести «Марфа Посадница», где сталкиваются Новгород, символизирующий республику, и самодержавная Москва. Действие происходит во времена Ивана III.

Карамзину принадлежит фраза: «Сердцем я республиканец, но разумом монархист»

Повествователем как будто бы является современник событий, человек XV века, а издатель, Карамзин, пишет о нем, что он явно предан московскому самодержавию, но временами «кровь новгородская играет в нем».

«Монархическое правление может возвышаться на той степени нравственности, на которой республики падают»

– А как он относился к политическому устройству разных западноевропейских стран?

– Карамзин и во время своего европейского путешествия, и позднее был человеком, живо интересующимся политическими вопросами. Его «Письма русского путешественника» являются своего рода политическим обозрением Европы в определенный период ее истории. Это одна из сторон содержания этой замечательной книги. Проезжая через германские государства, он показывает особенности монархии. Швейцария, по Карамзину, – это республика, основанная на всеобщем самоограничении ради общего блага, на своего рода принудительной коллективной добродетели. Англия формально не республика, но Карамзин рассматривает её как республику, где всё построено на личной свободе. В Швейцарии нельзя украшать фасады домов, нельзя ездить в каретах и носить меха. Женщинам нельзя носить драгоценности и вообще выставлять напоказ своё богатство. В Англии же самая наглая роскошь соседствует с самой безобразной нищетой. Улицы Лондона полны преступниками, история Англии изобилует злодействами. У англичан есть торговая честность, семейные связи, но во всём этом присутствует «тонкий эгоизм». Швейцария же ещё из России виделась ему каким-то идеальным государством, в котором царят простота, скромность, равенство, коллективизм. В книге он замечает, что в Цюрихе «мудрые... законодатели знали, что роскошь бывает гробом вольности и добрых нравов, постарались заградить ей вход в свою республику». Впрочем, тут же он замечает, что всё это уже в прошлом, что и в Швейцарии демократия перерождается в олигархию.

Однако интересно, что Карамзин в определенной мере сочувствует и английскому «эгоизму».

– В чём и почему?

– Ему не нравится ограниченность швейцарцев. В «Письмах русского путешественника» есть, например, такой эпизод. Некий англичанин в Женеве вступил в любовную связь с одной горожанкой и ехал на свидание к ней на коне. Его останавливают женевцы и говорят, что здесь нельзя ездить на коне. «Почему?» – спрашивает англичанин. «У нас такие законы», – говорят ему. «А почему у вас такие законы?» – спрашивает англичанин. Женевцы на вопрос не отвечают, а только твердят, что у них такие законы. Англичанин восклицает: «Плевать я хотел на ваши законы!» Женевцы сердятся и пытаются силой стащить его с коня, англичанин приходит в бешенство и начинает копытами своего коня вытаптывать цветочные клумбы, после чего его всё-таки стаскивают с коня и сажают в тюрьму, откуда его освобождает возлюбленная. Сочувствие Карамзина здесь, скорее, на стороне англичанина, не желающего мириться с законами, которые он не понимает и смысл которых ему не желают объяснить или не могут.

– Англичанин ведет себя так, потому что он богатый турист, своего рода колонизатор?

– Нет, англичанин просто турист, путешественник, никакой в данном случае не колонизатор. Карамзин сталкивает два подхода к жизни. С одной стороны, общество, требующее от индивидуума самоограничения ради общего блага, а с другой стороны – индивидуум, не признающий внешних ограничений и защищающий свои права. Об англичанах он говорит, что они «в нравственном смысле растут, как дикие дубы, по воле судьбы, и хотя все одного рода, но все различны; и Филдингу оставалось не выдумывать характеры для своих романов, а только примечать и описывать» (Филдинг – английский романист XVIII века).

Разнообразие и оригинальность характеров Карамзин ценит не меньше, а то и больше, чем общество добродетельных, но одинаковых людей.

И вот между двумя этими видами «республик» находится Франция, где только что пала монархия и через которую Карамзин проезжает. Самое ужасное в ней – это безначалие. Это ещё только 1790-й год, ещё далеко до террора. Первое, что поражает путешественника при въезде во Францию, – это то, что в трактирах среди столовых приборов не подают ножей. Спрашивается, почему? Да потому что не нужно - у каждого нож и так с собой, без ножей здесь просто никто не ходит. Или ещё такой эпизод, процитирую Карамзина:

«В одном маленьком местечке нашли мы великое стечение народа. ‟Что у вас делается?” – спросил я. – ‟Сосед ваш Андрей, – отвечала мне молодая женщина, – содержатель трактира под вывескою ‟Креста”, сказал вчера в пьянстве перед целым светом, что он плюет на нацию. Все патриоты взволновались и хотели его повесить, однако ж наконец умилостивились, дали ему проспаться и принудили его ныне публично, в церкви, на коленях, просить прощения у милосердного Господа”». «Жаль мне бедного Андрея!» – заключает Карамзин.

Или другой эпизод:

«В одной деревеньке близ Парижа крестьяне остановили молодого, хорошо одетого человека и требовали, чтобы он кричал с ними: ‟Vive la nation!” – ‟Да здравствует нация!” Молодой человек исполнил их волю, махал шляпою и кричал: ‟Vive la nation!” ‟Хорошо! Хорошо! – сказали они. – Мы довольны. Ты добрый француз; ступай куда хочешь. Нет, постой: изъясни нам прежде, что такое... нация?”»

В целом карамзинский консерватизм проистекает из пессимистического взгляда на человека и человеческое общество

В целом карамзинский монархизм и консерватизм проистекает из пессимистического взгляда на человека и человеческое общество. Ведь, на его взгляд, монархия почему предпочтительней? Приведу полностью его высказывание из небольшой заметки «Падение Швейцарии», написанной через 10 лет после путешествия:

«Народные добродетели <...>, подобно людям, отживают свой век в государствах; а без высокой народной добродетели республика стоять не может. Вот почему монархическое правление гораздо счастливее и надежнее: оно не требует от граждан чрезвычайностей и может возвышаться на той степени нравственности, на которой республики падают».

Первый русский историк

– Как он становится первым и главным русским историком, который задал парадигму русской истории?

– Пушкин назвал его «Колумбом древней русской истории». Интерес к истории (как и к политике) всегда был свойственен Карамзину, и к написанию своей «Истории» он готовился исподволь в течение долгого времени. Однако приступил к этой грандиозной работе только в 1803-м году, когда ему исполнилось 37 лет. К этому времени он – уже один из ведущих русских писателей и преуспевающий журналист. У него масса подражателей и последователей. И вот, находясь на вершине успеха, основав журнал «Вестник Европы», он вдруг оставляет всё, перестает быть писателем и становится историком.

На тот момент у него не было ни профессионального образования, ни знания нужных языков, ни умения работать с рукописями. Все эти навыки он будет приобретать в ходе работы. И вот с этого момента, с 1803 года, жизнь Карамзина – это постоянный, методичный, многолетний труд. Первые тома «Истории» выйдут только в 1818-м году. Расставшись в 1803-м году с литературным творчеством, он почти ничего не печатает целых 16 лет. Для писателя и журналиста, который постоянно писал и выступал в печати, практически замолчать на 16 лет – это очень необычно.

Находясь на вершине успеха, он вдруг оставляет всё и становится историком

Пушкин назвал это «подвигом честного человека», он восхищался Карамзиным, который в том возрасте, когда «для обыкновенных людей круг образования и познаний давно закончен и хлопоты по службе заменяют усилия в просвещении», вдруг берётся за совершенно новое для себя дело, приобретает новую для себя «обширную ученость». Это Пушкина и восхищает, этому примеру он, может быть, и сам бы последовал, но его в этом возрасте – в 37 лет – убили.

Впрочем, Карамзин не смог бы работать над «Историей», если бы не некоторые благоприятные внешние обстоятельства. В 1803-м году через посредничество Михаила Никитича Муравьева он представил свой проект Императору Александру I, и его назначили придворным историографом. Ни до, ни после такой должности больше ни у кого не было. Это было сделано для того, чтобы Карамзин мог получать жалование и спокойно работать. И он до конца своей жизни будет работать над своей «Историей».

Консерватизм Карамзина – от скептического взгляда на жизнь человека

– Но как он пришёл к такому решению?

– Потому что Карамзин интересовался душою человеческой. История его интересовала не с точки зрения познания ее закономерностей или любопытства к кровавым происшествиям, а чтобы вникнуть в пути Провидения и извлечь оттуда нравственные уроки. Когда выйдут из печати первые тома «Истории», а его самого в 1819-м году изберут в члены Российской Академии, он произнесёт речь, в которой будет говорить:

«Для того ли образуются, для того ли возносятся державы на земном шаре, чтобы единственно изумлять нас грозным колоссом силы и его звучным падением; чтобы одна, низвергая другую, чрез несколько веков обширною своею могилою служила вместо подножия новой державе, которая в чреду свою падет неминуемо? Нет! И жизнь наша, и жизнь империй должны содействовать раскрытию великих способностей души человеческой; здесь все для души, все для ума и чувства; все бессмертие в их успехах!»

Эти слова – «здесь всё для души» – рассматривались потом как девиз Карамзина и людей, духовно ему близких.

Как писатель, как мыслитель Карамзин старался избегать крайностей, был очень терпим к чужим мнениям и заблуждениям, не любил споров, вообще предпочитал быть в стороне от литературных полемик своего времени. В своем «Московском журнале» в 1791-м году он завел постоянный отдел литературной критики, но через 10 лет, в журнале «Вестник Европы», от него отказался, объясняя это тем, что нет надобности писать критику, поскольку у нас и так мало писателей. Если молодой автор издаст книжку, а критик его поругает, он может бросить своё занятие. И кому же от этого будет прибыль?

«Мы должны оживлять и питать – приветствовать славолюбие, не устрашать его, ибо оно ведет ко славе, а слава автора принадлежит Отечеству».

Так пишет Карамзин и делает практический вывод: «Где нет предмета для хвалы, там скажем всё – молчанием».

У Карамзина довольно скептический взгляд на человека, отсюда во многом и его консерватизм. У него есть стихотворение «Послание к Дмитриеву в ответ на его стихи, в которых он жалуется на скоротечность счастливой молодости». Там читаем следующее:

Но время, опыт разрушают
Воздушный замок юных лет;

Красы, волшебства исчезают…
Теперь иной я вижу свет, –

И вижу ясно, что с Платоном
Республик нам не учредить,

С Питтаком, Фалесом, Зеноном
Сердец жестоких не смягчить.

Ах! зло под солнцем бесконечно,
И люди будут – люди вечно.

Пусть громы небо потрясают,
Злодеи слабых угнетают,

Безумцы хвалят разум свой!
Мой друг! не мы тому виной.

Мы слабых здесь не угнетали
И всем ума, добра желали:

У нас не черные сердца!
И так без трепета и страха

Нам можно ожидать конца
И лечь во гроб, жилище праха.

Не правда ли, это не самый оптимистический взгляд на человеческую жизнь? С философией оптимизма, с Лейбницем и его последователями, Карамзин специально полемизировал в некоторых статьях и заявлял, что «здешний мир остается училищем терпения», но нам не вечно быть в этом мире. Человеческим идеалом Карамзина был мудрец и праведник, который «телом на земле, но сердцем в небесах» (стихотворение «Опытная Соломонова мудрость, или Мысли, выбранные из Экклезиаста»).

– Как Карамзин относился к Православию?

– Конечно, он принадлежал к Православной Церкви, но по богословским вопросам специально не высказывался. В его время считалось, что это и не подобает светскому литератору. Светским богословствованием тогда занимались масоны, с которыми Карамзин расстался еще в юности и к деятельности которых относился скептически, называя их занятия «теософическими мечтаниями». Христианство он, видимо, понимал, прежде всего, как облагораживающее человека нравственное учение и с сочувствием приводил высказывание одного немецкого автора: «Всем, что есть во мне доброго, – всем обязан я христианству».

В государственной жизни, как он считал, невозможно исполнить христианские заповеди

По Карамзину, христианство – это «тайный союз души с Богом», личное дело каждого человека. В политической, в государственной жизни, как он считал, невозможно исполнить христианские заповеди. Беседуя с Александром I и пытаясь его поучать, он говорил, что не может Царь, если напали на его страну, подставить другую щёку, что законы политики с пришествием Христа не изменились, что обязанность Царя – защищать своих подданных. В статье «О любви к Отечеству и народной гордости» он говорит, что мы слишком смиренны в мнениях о своих народных достоинствах, а смирение в политике вредно. Карамзин, конечно, христианин, и в его суждениях о неприменимости христианских принципов в политике слышится горькое разочарование в политической жизни как таковой. Что не отменяет необходимости заниматься ею тем, кто свыше к этому призван, то есть Царям. Как политический мыслитель и историк, он в конечном счете уповает на Божественное Провидение:

«Предадим, друзья мои, предадим себя во власть Провидению: оно, конечно, имеет свой план; в его руке сердца Государей – и довольно».

– Почему его «Записка о древней и новой России» продолжает оставаться актуальным памятником истории русской мысли?

– «Записка о древней и новой России» – текст, не предназначавшийся Карамзиным для печати, а написанный лично для Императора Александра I. Эту записку он передал через Великую княгиню Екатерину Павловну, сестру Императора. В ней Карамзин был гораздо более откровенен, чем мог бы позволить себе в печатном тексте. Карамзин самым страшным считал безначалие и говорил, что нужно удивляться не тому, что где-то есть какие-то непорядки, а удивляться тому, что хоть где-то есть хоть какой-то порядок.

В этой записке Карамзин дал сжатый очерк всей русской истории, вплоть до современной ему России. В «Истории Государства Российского» рассказ доведен до Смутного времени. А в «Записке» были и его суждения о XVIII веке, и резкая критика реформ Александра I. Именно здесь Карамзин пишет, что время требует сейчас от Государя «более мудрости охранительной, нежели творческой». Здесь же он критикует Петра Великого, который «ограничил своё преобразование дворянством», в результате чего «высшие степени отделились от нижних, и русский земледелец, мещанин, купец увидел немцев в русских дворянах, ко вреду братского, народного единодушия государственных состояний».

«Русская одежда, пища, борода не мешали заведению школ», – справедливо замечает Карамзин.

Ошибками Петра он считал также перенесение столицы в Петербург, на окраину государства, и церковную реформу, упразднение Патриаршества, потому что подчинение духовной власти светской приводит к мысли о том, что эта духовная власть вообще не нужна. По Карамзину,

«власть духовная должна иметь особенный круг действия вне гражданской власти, но действовать в тесном союзе с нею».

Однако Карамзин мыслил не так, как некоторые позднейшие славянофилы, он вовсе не был огульным хулителем Петра и его преобразований, а пытался извлечь из истории уроки для действующего монарха, для Александра I. Он пытался на понятных и близких ему исторических примерах показать, как нужно поступать, а как не следует. Напомню, что посвящение к «Истории Государства Российского» Карамзин завершит знаменитым изречением: «История народа принадлежит Царю».

– Каково было отношение Карамзина к декабристам?

– Карамзин был очевидцем Французской революции, начального её этапа. И, судя по «Письмам русского путешественника», уже тогда воспринимал ее совсем не восторженно. Позднейшие, полученные уже в России известия о революционном терроре во Франции привели Карамзина к полному разочарованию в насильственных общественных преобразованиях. Он потом не раз повторял: «каждый бунтовщик готовит себе эшафот» и
«безначалие хуже всякой власти».

Восстание 14 декабря 1825 года, естественно, вызвало у него ассоциации с Французской революцией. К тому же как раз тогда он работал над историей Смутного времени в России в начале XVII века. Восстание его ужаснуло, потому что в его сознании сразу же возникли жуткие исторические аналогии. В день восстания он был рядом с Сенатской площадью и позже признавался: «Душа моя алкала пушечного грома». То есть он, добрый, терпимый, совсем не воинственный литератор, желал, чтобы из пушек расстреляли восставших. Но когда восстание было подавлено, Карамзин пытался заступаться за этих так называемых «декабристов», говоря, что «заблуждения и преступления сих молодых людей суть заблуждения и преступления нашего века».

Карамзин занимал очень высокое положение к тому времени. Именно ему сначала было доверено написать Манифест на восшествие на престол Николая I. Он его написал, но текст в итоге был переписан Сперанским, а Карамзин сохранил свой текст Манифеста со своими комментариями для потомства. Вскоре после этого он скончался, мирно и тихо. Ему было 60 лет. Николай I говорил, что «Карамзин умирал как ангел».

Карамзин не только как писатель и автор «Истории Государства Российского» оказал огромное влияние на своих современников. Он и как личность был своего рода нравственным эталоном – в первую очередь для пушкинского круга писателей, в том числе и для таких представителей этого круга, как Гоголь. Последний в своих «Выбранных местах из переписки с друзьями» посвятил Карамзину особую главу. Для Гоголя он – писатель «с благоустроенной душой», «с чистейшим желанием блага», независимый и правдивый, но умевший говорить так, что каждый, даже несогласный с ним, выслушивал его «с любовью». Думаю, в заключение стоит привести эту гоголевскую характеристику Карамзина. Вот слова Гоголя о нем:

«Карамзин представляет, точно, явление необыкновенное. Вот о ком из наших писателей можно сказать, что он весь исполнил долг, ничего не зарыл в землю и на данные ему пять талантов истинно принес другие пять. Карамзин первый показал, что писатель может быть у нас независим и почтен всеми равно, как именитейший гражданин в государстве. Он первый возвестил торжественно, что писателя не может стеснить цензура, и если уж он исполнился чистейшим желанием блага в такой мере, что желанье это, занявши всю его душу, стало его плотью и пищей, тогда никакая цензура для него не строга, и ему везде просторно, он это сказал и доказал. Никто, кроме Карамзина, не говорил так смело и благородно, не скрывая никаких своих мнений и мыслей, хотя они и не соответствовали во всем тогдашнему правительству, и слышишь невольно, что он один имел на то право. Какой урок нашему брату писателю! <...> Имей такую чистую, такую благоустроенную душу, какую имел Карамзин, и тогда возвещай свою правду: все тебя выслушает, начиная от Царя и до последнего нищего в государстве. И выслушает с такою любовью, с какой не выслушивается ни в какой земле ни парламентский защитник прав, ни лучший нынешний проповедник, собирающий вокруг себя верхушку модного общества, и с какой любовью может выслушать только одна чудная наша Россия, о которой идет слух, будто она вовсе не любит правды».

12 декабря (1 декабря по ст. стилю) 1766 года родился Николай Михайлович Карамзин – русский писатель, поэт, редактор «Московского журнала» (1791-1792) и журнала «Вестник Европы» (1802-1803), почётный член Императорской Академии наук (1818), действительный член Императорской Российской академии, историк, первый и единственный придворный историограф, один из первых реформаторов русского литературного языка, отец-основатель отечественной историографии и русского сентиментализма.

Вклад Н.М. Карамзина в русскую культуру трудно переоценить. Вспоминая всё, что успел сделать этот человек за краткие 59 лет своего земного существования, невозможно пройти мимо того факта, что именно Карамзин во многом определил лицо русского XIX века – «золотого» века русской поэзии, литературы, историографии, источниковедения и других гуманитарных направлений научного знания. Благодаря лингвистическим поискам, направленным на популяризацию литературного языка поэзии и прозы, Карамзин подарил своим современникам русскую литературу. И если Пушкин – это «наше всё», то Карамзина смело можно назвать «нашим Всем» с самой большой буквы. Без него вряд ли были бы возможны Вяземский, Пушкин, Баратынский, Батюшков и другие поэты так называемой «пушкинской плеяды».

«К чему ни обратись в нашей литературе – всему начало положено Карамзиным: журналистике, критике, повести, роману, повести исторической, публицизму, изучению истории,» - справедливо замечал впоследствии В.Г. Белинский.

«История государства Российского» Н.М. Карамзина стала не просто первой русскоязычной книгой по истории России, доступной широкому читателю. Карамзин подарил русским людям Отечество в полном смысле этого слова. Рассказывают, что, захлопнув восьмой, последний том, граф Фёдор Толстой по прозванию Американец воскликнул: «Оказывается, у меня есть Отечество!» И он был не один. Все его современники вдруг узнали, что живут в стране с тысячелетней историей и им есть, чем гордиться. До этого считалось, что до Петра I, прорубившего «окно в Европу», в России не было ничего хоть сколько-нибудь достойного внимания: тёмные века отсталости и варварства, боярское самовластие, исконно русская лень и медведи на улицах…

Многотомный труд Карамзина не был закончен, но, выйдя в свет в первой четверти XIX века, он полностью определил историческое самосознание нации на долгие годы вперёд. Вся последующая историография так и не смогла породить ничего более отвечающего сложившемуся под влиянием Карамзина «имперскому» самосознанию. Взгляды Карамзина оставили глубокий, неизгладимый след во всех областях русской культуры XIX–XX веков, сформировав основы национального менталитета, которые, в конечном итоге, определили пути развития русского общества и государства в целом.

Показательно, что в XX веке, развалившееся было под нападками революционных интернационалистов здание российской великодержавности к 1930-м годам вновь возродилось – под другими лозунгами, с другими лидерами, в другой идеологической упаковке. но… Сам подход к историографии отечественной истории, как до 1917 года, так и после, во многом остался по-карамзински ура-патриотическим и сентиментальным.

Н.М. Карамзин – ранние годы

Родился Н.М.Карамзин 12 декабря (1 ст.ст.) 1766 года в селе Михайловка Бузулукского уезда Казанской губернии (по другим данным – в родовом поместье Знаменское Симбирского уезда Казанской губернии). О его ранних годах мало что известно: не осталось ни писем, ни дневников, ни воспоминаний самого Карамзина о своём детстве. Он даже точно не знал своего года рождения и почти всю жизнь считал, что родился в 1765 году. Только под старость, обнаружив документы, «помолодел» на один год.

Вырос будущий историограф в усадьбе отца - отставного капитана Михаила Егоровича Карамзина (1724-1783), среднепоместного симбирского дворянина. Получил хорошее домашнее образование. В 1778 году был отправлен в Москву в пансион профессора Московского университета И.М. Шадена. Одновременно посещал в 1781-1782 годах лекции в университете.

Окончив пансион, в 1783 году Карамзин поступил на службу в Преображенский полк в Петербурге, где познакомился с молодым поэтом и будущим сотрудником своего «Московского журнала» Дмитриевым. Тогда же опубликовал свой первый перевод идиллии С. Геснера «Деревянная нога».

В 1784 году Карамзин вышел в отставку поручиком и более никогда не служил, что воспринималось в тогдашнем обществе как вызов. После недолгого пребывания в Симбирске, где он вступил в масонскую ложу «Золотого венца», Карамзин переехал в Москву и был введён в круг Н. И. Новикова. Он поселился в доме, принадлежавшем новиковскому «Дружескому учёному обществу», стал автором и одним из издателей первого детского журнала «Детское чтение для сердца и разума» (1787-1789), основанного Новиковым. В это же время Карамзин сблизился с семьёй Плещеевых. С Н. И. Плещеевой его долгие годы связывала нежная платоническая дружба. В Москве Карамзин издаёт свои первые переводы, в которых отчётливо виден интерес к европейской и русской истории: «Времена года» Томсона, «Деревенские вечера» Жанлиса, трагедия У. Шекспира «Юлий Цезарь», трагедия Лессинга «Эмилия Галотти».

В 1789 году в журнале «Детское чтение...» появилась первая оригинальная повесть Карамзина «Евгений и Юлия». Читатель её практически не заметил.

Путешествие в Европу

Как утверждают многие биографы, Карамзин не был расположен к мистической стороне масонства, оставаясь сторонником его деятельно-просветительского направления. Если сказать точнее, к концу 1780-х годов масонской мистикой в её русском варианте Карамзин уже «переболел». Возможно, охлаждение к масонству стало одной из причин его отъезда в Европу, в которой он провёл более года (1789-90), посетив Германию, Швейцарию, Францию и Англию. В Европе он встречался и беседовал (кроме влиятельных масонов) с европейскими «властителями умов»: И. Кантом, И. Г. Гердером, Ш. Бонне, И. К. Лафатером, Ж. Ф. Мармонтелем, посещал музеи, театры, светские салоны. В Париже Карамзин слушал в Национальном собрании О. Г. Мирабо, М. Робеспьера и других революционеров, видел многих выдающихся политических деятелей и со многими был знаком. Видимо, революционный Париж 1789 года показал Карамзину, насколько сильно на человека может воздействовать слово: печатное, когда парижане с живейшим интересом читали памфлеты и листовки; устное, когда выступали революционные ораторы и возникала полемика (опыт, которого нельзя было приобрести в то время России).

Об английском парламентаризме Карамзин был не слишком восторженного мнения (возможно, идя по стопам Руссо), но очень высоко ставил тот уровень цивилизованности, на котором находилось английское общество в целом.

Карамзин – журналист, издатель

Осенью 1790 года Карамзин возвратился в Москву и вскоре организовал издание ежемесячного «Московского журнала» (1790-1792), в котором была напечатана большая часть «Писем русского путешественника», повествующих о революционных событиях во Франции, повести «Лиодор», «Бедная Лиза», «Наталья, боярская дочь», «Флор Силин», очерки, рассказы, критические статьи и стихотворения. К сотрудничеству в журнале Карамзин привлёк всю литературную элиту того времени: своих друзей Дмитриева и Петрова, Хераскова и Державина, Львова, Нелединского-Мелецкого и др. Статьи Карамзина утверждали новое литературное направление - сентиментализм.

У «Московского журнала» было всего 210 постоянных подписчиков, но для конца XVIII века - это всё равно, что стотысячный тираж в конце XIX столетия. Тем более, что журнал читали именно те, кто «делал погоду» в литературной жизни страны: студенты, чиновники, молодые офицеры, мелкие служащие различных государственных учреждений («архивные юноши»).

После ареста Новикова власти всерьёз заинтересовались издателем «Московского журнала». На допросах в Тайной экспедиции спрашивают: не Новиков ли с «особенным заданием» посылал «русского путешественника» за границу? Новиковцы были людьми высокой порядочности и, разумеется, Карамзина выгородили, но из-за этих подозрений журнал пришлось прекратить.

В 1790-е годы Карамзин издавал первые русские альманахи - «Аглая» (1794 -1795) и «Аониды» (1796 -1799). В 1793 году, когда на третьем этапе Французской революции была установлена якобинская диктатура, потрясшая Карамзина своей жестокостью, Николай Михайлович отказался от некоторых своих прежних взглядов. Диктатура возбудила в нём серьёзные сомнения в возможности человечества достичь благоденствия. Он резко осудил революцию и все насильственные способы преобразования общества. Философия отчаяния и фатализма пронизывает его новые произведения: повести «Остров Борнгольм» (1793); «Сиерра-Морена» (1795); стихотворения «Меланхолия», «Послание к А. А. Плещееву» и др.

В этот период к Карамзину приходит настоящая литературная слава.

Фёдор Глинка: «Из 1200 кадет редкий не повторял наизусть какую-нибудь страницу из „Острова Борнгольма"» .

Имя Эраст, до этого совершенно непопулярное, всё чаще встречается в дворянских списках. Ходят слухи об удачных и неудачных самоубийствах в духе Бедной Лизы. Ядовитый мемуарист Вигель припоминает, что важные московские вельможи уж начали обходиться «почти как с равным с тридцатилетним отставным поручиком» .

В июле 1794 года жизнь Карамзина едва не оборвалась: по дороге в имение, в степной глуши, на него напали разбойники. Карамзин чудом спасся, получив две лёгкие раны.

В 1801 году – женился на Елизавете Протасовой, соседке по имению, которую знал с детства – на момент свадьбы они были знакомы почти 13 лет.

Реформатор русского литературного языка

Уже в начале 1790-х годов Карамзин серьёзно задумывается над настоящим и будущим русской литературы. Он пишет другу: «Я лишён удовольствия читать много на родном языке. Мы еще бедны писателями. У нас есть несколько поэтов, заслуживающих быть читанными». Конечно, русские писатели были и есть: Ломоносов, Сумароков, Фонвизин, Державин, но значительных имён не более десятка. Карамзин одним из первых понимает, что дело стало не за талантами – талантов в России не меньше, чем в любой другой стране. Просто русская литература никак не может отойти от давно устаревших традиций классицизма, заложенных в середине XVIII века единственным теоретиком М.В. Ломоносовым.

Реформа литературного языка, проведённая Ломоносовым, как и созданная им теория «трёх штилей», отвечала задачам переходного периода от древней к новой литературе. Полный отказ от употребления привычных церковнославянизмов в языке был тогда ещё преждевременным и нецелесообразным. Но эволюция языка, начавшаяся ещё при Екатерине II, активно продолжалась. «Три штиля», предложенные Ломоносовым, опирались не на живую разговорную речь, а на остроумную мысль писателя-теоретика. И эта теория часто ставила авторов в затруднительное положение: приходилось употреблять тяжёлые, устаревшие славянские выражения там, где в разговорном языке они давно уже были заменены другими, более мягкими и изящными. Читатель подчас не мог «продраться» сквозь нагромождения устаревших славянизмов, употребляемых в церковных книгах и записях, чтобы понять суть того или иного светского произведения.

Карамзин решил приблизить литературный язык к разговорному. Поэтому одной из главных его целей было дальнейшее освобождение литературы от церковнославянизмов. В предисловии ко второй книжке альманаха «Аониды» он писал: «Один гром слов только оглушает нас и никогда до сердца не доходит».

Вторая черта «нового слога» Карамзина состояла в упрощении синтаксических конструкций. Писатель отказался от пространных периодов. В «Пантеоне российских писателей» он решительно заявлял: «Проза Ломоносова вообще не может служить для нас образцом: длинные периоды его утомительны, расположение слов не всегда сообразно с течением мыслей».

В отличие от Ломоносова, Карамзин стремился писать короткими, легко обозримыми предложениями. Это и по сей день является образцом хорошего слога и примером для подражания в литературе.

Третья заслуга Карамзина заключалась в обогащении русского языка рядом удачных неологизмов, которые прочно вошли в основной словарный состав. К числу нововведений, предложенных Карамзиным, относятся такие широко известные в наше время слова, как «промышленность», «развитие», «утончённость», «сосредоточить», «трогательный», «занимательность», «человечность», «общественность», «общеполезный», «влияние» и ряд других.

Создавая неологизмы, Карамзин использовал главным образом метод калькирования французских слов: «интересный» от «interessant», «утончённый» от «raffine», «развитие» от «developpement», «трогательный» от «touchant».

Мы знаем, что ещё в петровскую эпоху в русском языке появилось множество иностранных слов, но они большей частью заменяли уже существовавшие в славянском языке слова и не являлись необходимостью. Кроме того, эти слова часто брались в необработанном виде, поэтому были очень тяжелы и неуклюжи («фортеция» вместо «крепость», «виктория» вместо «победа», и т.п.). Карамзин, напротив, старался придавать иностранным словам русское окончание, приспосабливая их к требованиям русской грамматики: «серьёзный», «моральный», «эстетический», «аудитория», «гармония», «энтузиазм» и т.д..

В своей реформаторской деятельности Карамзин делал установку на живую разговорную речь образованных людей. И это было залогом успеха его творчества - он пишет не учёные трактаты, а путевые заметки («Письма русского путешественника»), сентиментальные повести («Остров Борнгольм», «Бедная Лиза»), стихи, статьи, переводит с французского, английского и немецкого.

«Арзамас» и «Беседа»

Не удивительно, что большая часть молодых литераторов, современных Карамзину, приняла его преобразования «на ура» и охотно последовала за ним. Но, как и у всякого реформатора, у Карамзина были убеждённые противники и достойные оппоненты.

Во главе идейных противников Карамзина встал А.С. Шишков (1774- 1841) – адмирал, патриот, известный государственный деятель того времени. Старовер, поклонник языка Ломоносова, Шишков на первый взгляд был классицистом. Но эта точка зрения нуждается в существенных оговорках. В противовес европеизму Карамзина Шишков выдвинул идею народности литературы - важнейший признак далёкого от классицизма романтического мироощущения. Получается, что Шишков тоже примыкал к романтикам , но только не прогрессивного, а консервативного направления. Его взгляды могут быть признаны своеобразной предтечей позднейшего славянофильства и почвеничества.

В 1803 году Шишков выступил с «Рассуждением о старом и новом слоге российского языка». Он упрекал «карамзинистов» в том, что они поддались соблазну европейских революционных лжеучений и ратовал за возвращение литературы к устному народному творчеству, к народному просторечию, к православной церковнославянской книжности.

Шишков не был филологом. Проблемами литературы и русского языка он занимался, скорее, как любитель, поэтому нападки адмирала Шишкова на Карамзина и его сторонников-литераторов подчас выглядели не столько научно обоснованными, сколько бездоказательно-идеологическими. Языковая реформа Карамзина казалась Шишкову, воину и защитнику Отечества, непатриотичной и антирелигиозной: «Язык есть душа народа, зеркало нравов, верный показатель просвещения, неумолчный свидетель дел. Где нет в сердцах веры, там нет в языке благочестия. Где нет любви к отечеству, там язык не изъявляет чувств отечественных» .

Шишков упрекал Карамзина за неумеренное употребление варваризмов («эпоха», «гармония», «катастрофа»), ему претили неологизмы («переворот» как - перевод слова «revolution»), резали ухо искусственные слова: «будущность», «начитанность» и т.д.

И надо признать, что иногда критика его была меткой и точной.

Уклончивость и эстетическая жеманность речи «карамзинистов» очень скоро устарели и вышли из литературного употребления. Именно такое будущее предсказывал им Шишков, считая, что вместо выражения «когда путешествие сделалось потребностью души моей» можно сказать просто: «когда я полюбил путешествовать»; изысканную и напичканную перифразами речь «пестрые толпы сельских ореад сретаются с смуглыми ватагами пресмыкающихся фараонид» можно заменить всем понятным выражением «деревенским девкам навстречу идут цыганки» и т.д.

Шишков и его сторонники сделали первые шаги в изучении памятников древнерусской письменности, увлечённо штудировали «Слово о полку Игореве», занимались фольклором, выступали за сближение России со славянским миром и признавали необходимость сближения «словенского» слога с простонародным языком.

В споре с переводчиком Карамзиным Шишков выдвинул веский аргумент об «идиоматичности» каждого языка, о неповторимом своеобразии его фразеологических систем, делающих невозможным дословный перевод мысли или подлинного смыслового значения с одного языка на другой. Например, при дословном переводе на французский выражение «старый хрен» теряет переносный смысл и «означает токмо самую вещь, а в метафизическом смысле никакого круга знаменования не имеет».

В пику карамзинской Шишков предложил свою реформу русского языка. Недостающие в нашем обиходе понятия и чувства он предлагал обозначать новыми словами, образованными из корней не французского, а русского и старославянского языков. Вместо карамзинского «влияние» он предлагал «наитие», вместо «развитие» - «прозябение», вместо «актёр» - «лицедей», вместо «индивидуальность» - «яйность», «мокроступы» вместо «калоши» и «блуждалище» вместо «лабиринт». Большинство его нововведений в русском языке не прижилось.

Нельзя не признать горячей любви Шишкова к русскому языку; нельзя не признать и того, что увлечение всем иностранным, особенно французским, зашло в России слишком далеко. В конечном итоге это привело к тому, что язык простонародный, крестьянский стал сильно отличаться от языка культурных классов. Но нельзя отмахнуться и от того факта, что естественный процесс начавшейся эволюции языка невозможно было остановить. Невозможно было насильно вернуть в употребление уже устаревшие в то время выражения, которые предлагал Шишков: «зане», «убо», «иже», «яко» и другие.

Карамзин даже не отвечал на обвинения Шишкова и его сторонников, зная твёрдо, что ими руководили исключительно благочестивые и патриотические чувства. Впоследствии сам Карамзин и наиболее талантливые его сторонники (Вяземский, Пушкин, Батюшков) последовали весьма ценному указанию «шишковцев» на необходимость «возвращения к своим корням» и примерам собственной истории. Но тогда понять друг друга они так и не смогли.

Пафос и горячий патриотизм статей А.С. Шишкова вызвал сочувственное отношение у многих литераторов. И когда Шишков вместе с Г. Р. Державиным основали литературное общество «Беседа любителей российского слова» (1811) с уставом и своим журналом, к этому обществу сразу примкнули П. А. Катенин, И. А. Крылов, а позднее В. К. Кюхельбекер и А. С. Грибоедов. Один из активных участников «Беседы...» плодовитый драматург А. А. Шаховской в комедии «Новый Стерн» злобно высмеял Карамзина, а в комедии «Урок кокеткам, или Липецкие воды» в лице «балладника» Фиалкина создал пародийный образ В. А. Жуковского.

Это вызвало дружный отпор со стороны молодёжи, поддерживавшей литературный авторитет Карамзина. Д. В. Дашков, П. А. Вяземский, Д. Н. Блудов сочинили несколько остроумных памфлетов в адрес Шаховского и других членов «Беседы...». В «Видении в Арзамасском трактире» Блудов дал кружку юных защитников Карамзина и Жуковского название «Общество безвестных арзамасских литераторов» или попросту «Арзамас».

В организационной структуре этого общества, основанного осенью 1815 года, царил весёлый дух пародии на серьезную «Беседу...». В противоположность официальной напыщенности здесь господствовала простота, естественность, открытость, большое место отводилось шутке и игре.

Пародируя официальный ритуал «Беседы...», при вступлении в «Арзамас» каждый должен был прочитать «надгробную речь» своему «покойному» предшественнику из числа ныне здравствующих членов «Беседы...» или Российской Академии наук (графу Д. И. Хвостову, С. А. Ширинскому-Шихматову, самому А. С. Шишкову и др.). «Надгробные речи» были формой литературной борьбы: они пародировали высокие жанры, высмеивали стилистическую архаику поэтических произведений «беседчиков». На заседаниях общества оттачивались юмористические жанры русской поэзии, велась смелая и решительная борьба со всякого рода официозом, формировался тип независимого, свободного от давления всяких идеологических условностей русского литератора. И хотя П. А. Вяземский – один из организаторов и активных участников общества - в зрелые годы осуждал юношеское озорство и непримиримость своих единомышленников (в частности – обряды «отпевания» живых литературных противников), он справедливо назвал «Арзамас» школой «литературного товарищества» и взаимного творческого обучения. Общества «Арзамас» и «Беседа» вскоре превратились в центры литературной жизни и общественной борьбы первой четверти XIX века. В «Арзамас» входили такие известные люди, как Жуковский (псевдоним – Светлана), Вяземский (Асмодей), Пушкин (Сверчок), Батюшков (Ахилл) и др.

«Беседа» распалась после смерти Державина в 1816 году; «Арзамас», утратив основного оппонента, прекратил своё существование к 1818 году.

Таким образом, к середине 1790-х Карамзин стал признанным главой русского сентиментализма, открывавшего не просто новую страницу в русской литературе, а русскую художественную литературу вообще. Русские читатели, поглощавшие до этого лишь французские романы, да сочинения просветителей, с восторгом приняли «Письма русского путешественника» и «Бедную Лизу», а русские писатели и поэты (как «беседчики», так и «арзамасцы») поняли, что можно и должно писать на родном языке.

Карамзин и Александр I: симфония с властью?

В 1802 - 1803 годах Карамзин издавал журнал «Вестник Европы», в котором преобладали литература и политика. Во многом благодаря противостоянию с Шишковым, в критических статьях Карамзина появилась новая эстетическая программа становления русской литературы как национально-самобытной. Ключ самобытности русской культуры Карамзин, в отличие от Шишкова, видел не столько в приверженности обрядовой старине и религиозности, сколько в событиях русской истории. Наиболее яркой иллюстрацией его взглядов стала повесть «Марфа Посадница или покорение Новагорода».

В своих политических статьях 1802-1803 годов Карамзин, как правило, обращался с рекомендациями к правительству, главной из которых было просвещение нации во имя процветания самодержавного государства.

Эти идеи в целом были близки императору Александру I – внуку Екатерины Великой, которая в своё время тоже мечтала о «просвещённой монархии» и полной симфонии между властью и европейски образованным обществом. Откликом Карамзина на переворот 11 марта 1801 года и восшествие на престол Александра I стало «Историческое похвальное слово Екатерине Второй» (1802), где Карамзин выразил свои взгляды о существе монархии в России, а также обязанностях монарха и его подданных. «Похвальное слово» было одобрено государем, как собрание примеров для молодого монарха и благосклонно принято им. Александра I, очевидно, заинтересовали исторические изыскания Карамзина, и император справедливо решил, что великой стране просто необходимо вспомнить своё не менее великое прошлое. А если не вспомнить, так хотя бы создать заново…

В 1803 году через посредство царского воспитателя М. Н. Муравьёва – поэта, историка, педагога, одного из образованнейших людей того времени – Н.М. Карамзин получил официальное звание придворного историографа с пенсией в 2000 руб. (Пенсия в 2000 рублей в год назначалась тогда чиновникам, имеющим по Табели о рангах чины не ниже генеральских). Позднее И. В. Киреевский, ссылаясь на самого Карамзина, писал о Муравьёве: «Кто знает, может быть, без его благомысленного и теплого содействия Карамзин не имел бы средств совершить своего великого дела».

В 1804 году Карамзин практически отходит от литературной и издательской деятельности и приступает к созданию «Истории государства Российского», над которой работал до конца своих дней. Своим влиянием М.Н. Муравьёв сделал доступными для историка многие из ранее неизвестных и даже «секретных» материалов, открыл для него библиотеки и архивы. О таких благоприятных условиях для работы современные историки могут только мечтать. Поэтому, на наш взгляд, говорить об «Истории государства Российского», как о «научном подвиге» Н.М. Карамзина, не совсем справедливо. Придворный историограф находился на службе, добросовестно выполнял работу, за которую ему платили деньги. Соответственно, он должен был написать такую историю, которая была в данный момент необходима заказчику, а именно – государю Александру I, проявлявшему на первом этапе царствования симпатии к европейскому либерализму.

Однако под влиянием занятий российской историей уже к 1810 году Карамзин стал последовательным консерватором. В этот период окончательно сложилась система его политических воззрений. Заявления Карамзина о том, что он «республиканец в душе» могут быть адекватно истолкованы только в том случае, если учесть, что речь идёт о «Платоновой республике мудрецов», идеальном общественном устройстве, основанном на государственной добродетели, строгой регламентации и отказе от личной свободы. В начале 1810 года Карамзин через своего родственника графа Ф. В. Ростопчина познакомился в Москве с лидером «консервативной партии» при дворе - великой княгиней Екатериной Павловной (сестрой Александра I) и начал постоянно посещать её резиденцию в Твери. Салон великой княгини представлял центр консервативной оппозиции либерально-западническому курсу, олицетворяемому фигурой М. М. Сперанского. В этом салоне Карамзин читал отрывки из своей «Истории...», тогда же познакомился с вдовствующей императрицей Марией Фёдоровной, которая стала одной из его покровительниц.

В 1811 году по просьбе великой княгини Екатерины Павловны Карамзин написал записку «О древней и новой России в её политическом и гражданском отношениях», в которой изложил свои представления об идеальном устройстве Российского государства и подверг резкой критике политику Александра I и его ближайших предшественников: Павла I, Екатерины II и Петра I. В XIX веке записка ни разу не была опубликована полностью и расходилась только в рукописных списках. В советское время мысли, изложенные Карамзиным в его послании, воспринимались как реакция крайне консервативного дворянства на реформы М. М. Сперанского. Сам автор был заклеймён «реакционером», противником освобождения крестьянства и других либеральных шагов правительства Александра I.

Однако при первой полной публикации записки в 1988 году Ю. М. Лотман вскрыл её более глубокое содержание. В этом документе Карамзин выступил с обоснованной критикой неподготовленных реформ бюрократического характера, проводимых сверху. Восхваляя Александра I, автор записки в то же самое время обрушивается на его советников, имея в виду, конечно, Сперанского, стоявшего за конституционные преобразования. Карамзин берёт на себя смелость обстоятельно, со ссылками на исторические примеры, доказывать царю, что к отмене крепостного права и ограничению самодержавной монархии конституцией (по примеру европейских держав) Россия не готова ни исторически, ни политически. Некоторые из его доводов (например, о бесполезности освобождения крестьян без земли, невозможности в России конституционной демократии) и сегодня выглядят вполне убедительными и исторически верными.

Наряду с обзором российской истории и критикой политического курса императора Александра I в записке содержалась цельная, оригинальная и весьма сложная по своему теоретическому содержанию концепция самодержавия как особого, самобытно-русского типа власти, тесно связанного с православием.

При этом Карамзин отказывался отождествлять «истинное самодержавие» с деспотизмом, тиранией или произволом. Он считал, что подобные отклонения от норм обусловлены волей случая (Иван IV Грозный, Павел I) и быстро ликвидировались инерцией традиции «мудрого» и «добродетельного» монархического правления. В случаях резкого ослабления и даже полного отсутствия верховной государственной и церковной власти (например, во время Смуты), эта мощная традиция приводила в течение короткого исторического срока к восстановлению самодержавия. Самодержавие явилось «палладиумом России», главной причиной её могущества и процветания. Поэтому основные принципы монархического правления в России, по мнению Карамзина, должны были сохраняться и впредь. Их следовало дополнить лишь должной политикой в области законодательства и просвещения, которая вела бы не к подрыву самодержавия, а к его максимальному усилению. При таком понимании самодержавия всякая попытка его ограничения являлась бы преступлением перед русской историей и русской народом.

Первоначально записка Карамзина вызвала лишь раздражение молодого императора, не любившего критики своих действий. В этой записке историограф проявил себя plus royaliste que le roi (большим роялистом, чем сам король). Однако впоследствии блестящий «гимн российскому самодержавию» в изложении Карамзина, несомненно, возымел своё действие. После войны 1812 года победитель Наполеона Александр I свернул многие свои либеральные прожекты: реформы Сперанского не были доведены до конца, конституция и сама мысль об ограничении самодержавия остались лишь в умах будущих декабристов. А уже в 1830-е годы концепция Карамзина фактически легла в основу идеологии Российской империи, обозначенной «теорией официальной народности» графа С. Уварова (Православие-Самодержавие-Народность).

До издания первых 8 томов «Истории…» Карамзин жил в Москве, откуда выезжал только в Тверь к великой княгине Екатерине Павловне и в Нижний Новгород, на время занятия Москвы французами. Лето он обыкновенно проводил в Остафьеве, имении князя Андрея Ивановича Вяземского, на внебрачной дочери которого, Екатерине Андреевне, Карамзин женился в 1804 году. (Первая жена Карамзина, Елизавета Ивановна Протасова, умерла в 1802 г.).

В последние 10 лет жизни, которые Карамзин провёл в Петербурге, он очень сблизился с царской семьёй. Хотя император Александр I со времени подачи «Записки» относился к Карамзину сдержанно, Карамзин часто проводил лето в Царском Селе. По желанию императриц (Марии Фёдоровны и Елизаветы Алексеевны), он не раз вёл с императором Александром откровенные политические беседы, в которых выступал как выразитель мнения противников резких либеральных преобразований. В 1819 -1825 годах Карамзин с жаром восставал против намерений государя относительно Польши (подал записку «Мнение русского гражданина»), осуждал повышение государственных налогов в мирное время, говорил о нелепой губернской системе финансов, критиковал систему военных поселений, деятельность министерства просвещения, указывал на странный выбор государем некоторых важнейших сановников (например, Аракчеева), говорил о необходимости сокращения внутренних войск, о мнимом исправлении дорог, столь тягостном для народа и постоянно указывал на необходимость иметь твёрдые законы, гражданские и государственные.

Конечно, имея за плечами таких заступниц, как обе императрицы и великая княгиня Екатерина Павловна, можно было и покритиковать, и поспорить, и проявить гражданское мужество, и попытаться наставить монарха «на путь истинный». Только недаром императора Александра I и современники, и последующие историки его царствования называли «загадочным сфинксом». На словах государь соглашался с критическими замечаниями Карамзина относительно военных поселений, признавал необходимость «дать коренные законы России», а также пересмотреть некоторые аспекты внутренней политики, но так уж повелось в нашей стране, что на деле - все мудрые советы государственных людей остаются «бесплодны для любезного Отечества»…

Карамзин как историк

Карамзин есть первый наш историк и последний летописец.
Своею критикой он принадлежит истории,
простодушием и апофегмами - хронике.

А.С. Пушкин

Даже с точки зрения современной Карамзину исторической науки, назвать 12 томов его «Истории государства Российского», собственно, научным трудом никто не решился. Уже тогда всем было понятно, что почётное звание придворного историографа не может сделать литератора историком, дать ему соответствующие знания и надлежащую подготовку.

Но, с другой стороны, Карамзин изначально не ставил себе задачи брать на себя роль исследователя. Новоиспечённый историограф не собирался писать научный трактат и присваивать себе лавры прославленных предшественников – Шлёцера, Миллера, Татищева, Щербатова, Болтина и т.д.

Предварительная критическая работа над источниками для Карамзина - только «тяжкая дань, приносимая достоверности». Он был, прежде всего, писателем, а потому хотел приложить свой литературный талант к уже готовому материалу: «выбрать, одушевить, раскрасить» и сделать, таким образом, из русской истории «нечто привлекательное, сильное, достойное внимания не только русских, но и иностранцев». И эту задачу он выполнил блестяще.

Сегодня невозможно не согласиться с тем, что в начале XIX века источниковедение, палеография и другие вспомогательные исторические дисциплины находились в самом зачаточном состоянии. Поэтому требовать от литератора Карамзина профессиональной критики, а также чёткого следования той или иной методике работы с историческими источниками – просто смешно.

Нередко можно услышать мнение, что Карамзин просто красиво переписал написанную давно устаревшим, трудным для чтения слогом «Историю Российскую с древнейших времён» князя М.М.Щербатова, внёс с неё кое-какие свои мысли и тем самым создал книгу для любителей увлекательного чтения в семейном кругу. Это не так.

Естественно, что при написании своей «Истории…» Карамзин активно использовал опыт и труды своих предшественников – Шлёцера и Щербатова. Щербатов помог Карамзину ориентироваться в источниках русской истории, существенно повлияв и на выбор материала, и на его расположение в тексте. Случайно или нет, но «История государства Российского» доведена Карамзиным именно до того места, что и «История» Щербатова. Однако, помимо следования уже отработанной его предшественниками схеме, Карамзин приводит в своём сочинении массу ссылок на обширнейшую иностранную историографию, почти незнакомую российскому читателю. Работая над своей «Историей…», он впервые ввёл в научный оборот массу неизвестных и ранее неизученных источников. Это византийские и ливонские хроники, сведения иностранцев о населении древней Руси, а также большое количество русских летописей, которых ещё не касалась рука историка. Для сравнения: М.М. Щербатов использовал при написании своего труда только 21 русскую летопись, Карамзин активно цитирует более 40. Помимо летописей Карамзин привлёк к исследованию памятники древнерусского права и древнерусской художественной литературы. Специальная глава «Истории…» посвящена «Русской правде», а ряд страниц – только что открытому «Слову о полку Игореве».

Благодаря усердной помощи директоров Московского архива министерства (коллегии) иностранных дел Н. Н. Бантыш-Каменского и А. Ф. Малиновского, Карамзин смог воспользоваться теми документами и материалами, которые не были доступны его предшественникам. Много ценных рукописей дало Синодальное хранилище, библиотеки монастырей (Троицкой лавры, Волоколамского монастыря и другие), а также частные собрания рукописей Мусина-Пушкина и Н.П. Румянцева. Особенно много документов Карамзин получил от канцлера Румянцева, собиравшего исторические материалы в России и за границей через своих многочисленных агентов, а также от А. И. Тургенева, составившего коллекцию документов папского архива.

Многие из источников, использованных Карамзиным, погибли во время московского пожара 1812 года и сохранились только в его «Истории…» и обширных «Примечаниях» к её тексту. Таким образом, труд Карамзина в какой-то мере и сам обрёл статус исторического источника, на который имеют полное право ссылаться историки-профессионалы.

Среди основных недостатков «Истории государства Российского» традиционно отмечается своеобразный взгляд её автора на задачи историка. По мнению Карамзина, «знание» и «учёность» в историке «не заменяют таланта изображать действия». Перед художественной задачей истории отступает на второй план даже моральная, какую поставил себе покровитель Карамзина, М.Н. Муравьёв. Характеристики исторических персонажей даны Карамзиным исключительно в литературно-романтическом ключе, характерном для созданного им направления русского сентиментализма. Первые русские князья у Карамзина отличаются «пылкой романтической страстью» к завоеваниям, их дружина – благородством и верноподданническим духом, «чернь» иногда проявляет недовольство, поднимая мятежи, но в конечном итоге соглашается с мудростью благородных правителей и т.д., и т.п.

Между тем, предшествовавшее поколение историков под влиянием Шлёцера давно выработало идею критической истории, и среди современников Карамзина требования критики исторических источников, несмотря на отсутствие чёткой методологии, были общепризнанными. А следующее поколение уже выступило с требованием философской истории – с выявлением законов развития государства и общества, распознанием основных движущих сил и законов исторического процесса. Поэтому излишне «литературное» творение Карамзина сразу же было подвергнуто вполне обоснованной критике.

По представлению, прочно укоренившемуся в русской и зарубежной историографии XVII - XVIII веков, развитие исторического процесса находится в зависимости от развития монархической власти. Карамзин не отходит от этого представления ни на йоту: монархическая власть возвеличила Россию в киевский период; раздел власти между князьями был политической ошибкой, которая была исправлена государственной мудростью московских князей - собирателей Руси. Вместе с тем, именно князьями исправлены были и её последствия - раздробление Руси и татарское иго.

Но прежде, чем упрекать Карамзина в том, что он ничего нового не внёс в развитие отечественной историографии, следует вспомнить, что автор «Истории государства Российского» вовсе не ставил перед собой задач философского осмысления исторического процесса или слепого подражания идеям западноевропейских романтиков (Ф. Гизо, Ф.Минье, Ж. Мешле), уже тогда заговоривших о «классовой борьбе» и «духе народа» как основной движущей силе истории. Исторической критикой Карамзин не интересовался вовсе, а «философское» направление в истории сознательно отрицал. Выводы исследователя из исторического материала, как и его субъективные измышления, кажутся Карамзину «метафизикой», которая не годится «для изображения действия и характера».

Таким образом, со своими своеобразными взглядами на задачи историка Карамзин, по большому счёту, остался вне господствующих течений русской и европейской историографии XIX и XX веков. Безусловно, он участвовал в её последовательном развитии, но лишь в виде объекта для постоянной критики и ярчайшего примера того, как историю писать не нужно.

Реакция современников

Современники Карамзина – читатели и поклонники – с восторгом приняли его новое «историческое» сочинение. Первые восемь томов «Истории государства Российского» были напечатаны в 1816-1817 годах и поступили в продажу в феврале 1818 года. Огромный для того времени трехтысячный тираж разошёлся за 25 дней. (И это несмотря на солидную цену – 50 рублей). Тут же потребовалось второе издание, которое было осуществлено в 1818-1819 годах И. В. Слёниным. В 1821 году был издан новый, девятый том, а в 1824 году следующие два. Автор не успел закончить двенадцатый том своего труда, который увидел свет в 1829 году, спустя почти три года после его смерти.

«Историей…» восхищались литературные друзья Карамзина и обширная публика читателей-неспециалистов, которые вдруг обнаружили, подобно графу Толстому-Американцу, что у их Отечества есть история. По словам А.С.Пушкина, «все, даже светские женщины, бросились читать историю своего отечества, дотоле им неизвестную. Она была для них новым открытием. Древняя Россия, казалось, найдена Карамзиным, как Америка- Колумбом».

Либеральные интеллигентные кружки 1820-х годов находили «Историю…» Карамзина отсталой по общим взглядам и излишне тенденциозной:

Специалисты-исследователи, как уже было сказано, отнеслись к сочинению Карамзина именно как к сочинению, подчас даже принижая его историческое значение. Многим казалось чересчур рискованным само предприятие Карамзина – взяться писать столь обширный труд при тогдашнем состоянии российской исторической науки.

Уже при жизни Карамзина появились критические разборы его «Истории…», а вскоре после смерти автора сделаны были попытки определить общее значение этого труда в историографии. Лелевель указывал на невольное искажение истины, вследствие патриотических, религиозных и политических увлечений Карамзина. Арцыбашев показал, в какой мере вредят написанию «истории» литературные приёмы историка-непрофессионала. Погодин подвел итог всем недостаткам «Истории», а Н.А. Полевой усмотрел общую причину этих недостатков в том, что «Карамзин есть писатель не нашего времени». Все его точки зрения, как в литературе, так и в философии, политике и истории, устарели с появлением в России новых влияний европейского романтизма. В противопоставление Карамзину, Полевой вскоре написал свою шеститомную «Историю русского народа», где полностью отдался во власть идей Гизо и прочих западноевропейских романтиков. Современники оценили этот труд как «недостойную пародию» на Карамзина, подвергнув автора довольно злобным, и не всегда заслуженным нападкам.

В 1830-х годах «История…» Карамзина становится знаменем официально «русского» направления. При содействии того же Погодина производится её научная реабилитация, вполне соответствующая духу «теории официальной народности» Уварова.

Во второй половине XIX века на основе «Истории…» была написана масса научно-популярных статей и других текстов, положенных в основу известных учебных и учебно-методических пособий. По мотивам исторических сюжетов Карамзина создано множество произведений для детей и юношества, целью которых долгие годы являлось воспитание патриотизма, верности гражданскому долгу, ответственности молодого поколения за судьбу своей Родины. Эта книга, на наш взгляд, сыграла решающую роль в формировании взглядов не одного поколения русских людей, оказав значительное влияние на основы патриотического воспитания молодёжи в конце XIX – начале XX веков.

14 декабря. Финал Карамзина.

Кончина императора Александра I и декабрьские события 1925 года глубоко потрясли Н.М. Карамзина и отрицательно сказались на его здоровье.

14 декабря 1825 года, получив известие о восстании, историк идёт на улицу: «Видел ужасные лица, слышал ужасные слова, камней пять-шесть упало к моим ногам».

Карамзин, конечно, расценивал выступление дворянства против своего государя как мятеж и тяжкое преступление. Но среди мятежников было столько знакомых: братья Муравьёвы, Николай Тургенев, Бестужев, Рылеев, Кюхельбекер (он переводил «Историю» Карамзина на немецкий).

Через несколько дней Карамзин скажет о декабристах: «Заблуждения и преступления этих молодых людей суть заблуждения и преступления нашего века».

14 декабря, во время своих перемещений по Петербургу, Карамзин сильно простудился и заболел воспалением лёгких. В глазах современников он был еще одной жертвой этого дня: рухнуло его представление о мире, утеряна вера в будущее, а на престол взошёл новый царь, очень далёкий от идеального образа просвещённого монарха. Полубольной, Карамзин ежедневно бывал во дворце, где беседовал с императрицей Марией Фёдоровной, от воспоминаний о покойном государе Александре переходя к рассуждениям о задачах будущего царствования.

Писать Карамзин больше не мог. XII том «Истории…» замер на междуцарствии 1611 - 1612 года. Последние слова последнего тома - о маленькой российской крепости: «Орешек не сдавался». Последнее, что реально успел сделать Карамзин весной 1826 года - вместе с Жуковским уговорил Николая I вернуть из ссылки Пушкина. Спустя несколько лет, император пытался передать поэту эстафету первого историографа России, но «солнце русской поэзии» в роль государственного идеолога и теоретика как-то не вписалось...

Весной 1826 года Н.М. Карамзин, по совету докторов, решил отправиться на лечение в Южную Францию или Италию. Николай I согласился спонсировать его поездку и любезно предоставил в распоряжение историографа фрегат императорского флота. Но Карамзин был уже слишком слаб для путешествия. Он скончался 22 мая (3 июня)1826 года в Санкт-Петербурге. Похоронен на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры.

Карамзин Николай Михайлович (1766 - 1826)

Родился 1 декабря (12 н.с.) в селе Михайловка Симбирской губернии в семье помещика. Получил хорошее домашнее образование.

В 14 лет начал учиться в Московском частном пансионе профессора Шадена. Окончив его в 1783, приехал в Преображенский полк в Петербург, где познакомился с молодым поэтом и будущим сотрудником своего "Московского журнала" Дмитриевым. Тогда же опубликовал свой первый перевод идиллии С. Геснера "Деревянная нога". Уйдя в отставку в чине подпоручика в 1784, переехал в Москву, стал одним из деятельных участников журнала "Детское чтение для сердца и разума", издававшегося Н. Новиковым, и сблизился с масонами. Занялся переводами религиозно-нравоучительных сочинений. С 1787 регулярно публиковал свои переводы "Времен года" Томсона, "Деревенских вечеров" Жанлис, трагедии У. Шекспира "Юлий Цезарь", трагедии Лессинга "Эмилия Галотти".

В 1789 в журнале "Детское чтение... " появилась первая оригинальная повесть Карамзина "Евгений и Юлия". Весной он отправился в путешествие по Европе: посетил Германию, Швейцарию, Францию, где наблюдал деятельность революционного правительства. В июне 1790 из Франции переехал в Англию.

Осенью возвратился в Москву и вскоре предпринял издание ежемесячного "Московского журнала", в котором была напечатана большая часть "Писем русского путешественника", повести "Лиодор", "Бедная Лиза", "Наталья, боярская дочь", "Флор Силин", очерки, рассказы, критические статьи и стихотворения. К сотрудничеству в журнале Карамзин привлек Дмитриева и Петрова, Хераскова и Державина, Львова Нелединского-Мелецкого и др. Статьи Карамзина утверждали новое литературное направление - сентиментализм. В 1790-е Карамзин издавал первые русские альманахи - "Аглая" (ч. 1 - 2, 1794 - 95) и "Аониды" (ч. 1 - 3, 1796 - 99). Наступил 1793, когда на третьем этапе Французской революции была установлена якобинская диктатура, потрясшая Карамзина своей жестокостью. Диктатура возбудила в нем сомнения в возможности для человечества достичь благоденствия. Он осудил революцию. Философия отчаяния и фатализма пронизывает новые его произведения: повести "Остров Борнгольм" (1793); "Сиерра-Морена" (1795); стихотворения "Меланхолия", "Послание к А. А. Плещееву" и др.

К середине 1790-х Карамзин стал признанным главой русского сентиментализма, открывавшего новую страницу в русской литературе. Он был непререкаемым авторитетом для Жуковского, Батюшкова, юного Пушкина.

В 1802 - 1803 Карамзин издавал журнал "Вестник Европы", в котором преобладали литература и политика. В критических статьях Карамзина вырисовывалась новая эстетическая программа, что способствовало становлению русской литературы как национально-самобытной. Ключ самобытности русской культуры Карамзин видел в истории. Наиболее яркой иллюстрацией его взглядов стала повесть "Марфа Посадница". В своих политических статьях Карамзин обращался с рекомендациями к правительству, указывая на роль просвещения.

Стараясь воздействовать на царя Александра I, Карамзин передал ему свою "Записку о древней и новой России" (1811), вызвав его раздражение. В 1819 подал новую записку - "Мнение русского гражданина", вызвавшую еще большее неудовольствие царя. Однако Карамзин не отказался от веры в спасительность просвещенного самодержавия и позднее осудил восстание декабристов. Однако Карамзина-художника по-прежнему высоко ценили молодые писатели, даже не разделявшие его политических убеждений.

В 1803 через посредство М. Муравьева Карамзин получил официальное звание придворного историографа.

В 1804 он приступил к созданию "Истории государства Российского", над которой работал до конца дней, но не завершил. В 1818 были изданы первые восемь томов "Истории" - величайшего научного и культурного подвига Карамзина. В 1821 вышел 9-й том, посвященный царствованию Иоанна Грозного, в 1824 - 10-й и 11-й, о Федоре Иоанновиче и Борисе Годунове. Смерть оборвала работу над 12-м томом. Это случилось 22 мая (3 июня н.с.) 1826 в Петербурге.

Предыдущая статья: Мужчина Дева и женщина Водолей - совместимость от А до Я Следующая статья: Петух и Свинья (Кабан): совместимость женщины и мужчины в браке и любви